Киллеры не стареют. Михаил Черненок
посмотрел на него:
– Веди по-быстрому братву домой. Как придете, сразу позвони в уголовный розыск оперуполномоченному Голубеву. Передай ему мою просьбу: пусть срочно приедет с экспертом-криминалистом на Лесопосадочную улицу. Буду ждать его у Любы Борщевской или у деда Никифора Потехина. Запомнил?
– Конечно.
– Если Иван чего-то забудет, я подскажу, – мигом вставил Гаврила.
– Смотри, отсебятину не подсказывай!
– Папка, ну я же не маленький…
Глава VII
Расставшись с сыновьями, участковый первым делом зашел к Никифору Потехину. Надо было уточнить, какого числа и в какое время убежал со двора сорвавшийся с цепи сторожевой пес. Никифор Власович, недолго подумав, ответил:
– Это произошло аккурат в тот день, когда Геннадий ушел от нас на вокзал.
– А когда он ушел? – спросил Кухнин.
– С неделю назад.
– Точно день и число не помнишь?
– Щас подсчитаем… – старик, шевеля чапаевскими усами, стал загибать узловатые в суставах крупные пальцы. – Значит, было это в пятницу одиннадцатого сентября. В полдень Корт еще бегал на цепи. После ухода Геннадия к вечерней электричке я вынес кобелю кормежку, а его, собаки, и след простыл.
– Не за Геннадием ли он увязался?
– Возможно. Геннадия Корт уважал пуще, чем меня. Привык из его рук лакомиться то косточками со стола, то пряниками да конфетками. Видать, поэтому, когда Гена отправился на электричку, кобель заметался на цепи, будто шальной. Умный кобелина был. Все понимал, только говорить не мог.
– Геннадий с вещами пошел на вокзал?
– Налегке. Он же хотел вскоре за своей автомашиной приехать, но задерживается чего-то.
– Может, с деньгами туговато?
– Какие тут деньги? Пустяк… Ты, случаем, не на след Корта напал?
– Застрелили его в лесопосадке, – сказал Кухнин.
Старик удивленно присвистнул:
– Поди, какому-то мерзавцу понадобилась шкура на унты?
– Нет, шкуру не сняли.
– Тогда зачем стрелять?
– Видимо, оборонялись.
– Корт понапрасну на людей не кидался. Вспомни, когда сам ко мне приходил… Полает, бывало, для порядку и уляжется в конуре. Даже на таких пьяниц, как Федот Мамаев и Люба-кагэбэшница, зубы не щерил. Он всех жителей нашей улицы за своих считал. Это, так и знай, какой-то незнакомый вооруженный охламон раздразнил кобеля.
– А в ту пятницу здесь, на улице, не появлялись незнакомые «охламоны»?
– Не видел никаких подозрительных чужаков.
– И Геннадием никто не интересовался?
– Интересовалась какая-то барышня.
– Когда?
– В воскресенье вечером.
– Это, значит, тринадцатого сентября?
– По численнику выходит, что тринадцатого.
– Как барышня выглядит?
– В подробностях обрисовать не могу. Когда стемнеет, меня глаза подводят. А голос у нее молодой. Приятный и вежливый.
– Может, свою внучку не узнал?
– Перекрестись,