Прежде чем ты уйдешь. Клэр Свотмен
в прошлом до момента возвращения в настоящее? День, неделю, месяц? Вечность? Эта мысль приводит меня в дрожь.
Я встаю. В ногах валяется ворох одежды, которую я успела измять, лягаясь во сне. А ведь я прекрасно помню, как бесконечно долго выбирала наряд для своего первого дня в университете. Я переезжала в Ньюкасл и была приятно взволнована. И конечно, напугана, но в основном приятно взволнована.
– Жду не дождусь, чтобы поскорее отсюда уехать, – сказала я своей лучшей подруге Эми.
Хотя, в сущности, это было бравадой. Положа руку на сердце, я любила наш дом в Донкастере. Мне нравилось жить с мамой, папой и младшей сестренкой Беки. Да, я периодически ныла, само собой разумеется. Но я понимала, что мама с папой любят меня. Единственное, в чем я была абсолютно уверена. А в Ньюкасле я никого не знала, переезд туда должен был стать для меня крутым поворотом. Сейчас даже трудно поверить, что я могла быть такой маленькой испуганной девочкой.
Я снимаю пижамные шорты и натягиваю на себя одежду, лежащую на кровати: колготки в черно-белую полоску, приталенное черное платье, очень короткое, растянутый, бесформенный кардиган. Придирчиво оглядываю себя. Странно, но сидит замечательно.
Я бросаю взгляд на прикроватный столик в поисках мобильника. И неодобрительно цокаю языком. (Интересно, а в своем сне я тоже цокаю языком?) Я улыбаюсь, представив, как глупо выгляжу со стороны. Это ведь 1993 год. А в 1993-м у меня еще не было мобильника. Ни у кого не было, если не считать бизнесменов, с их увесистыми, нелепыми кирпичами, прижатыми к уху. И тут на моих радиочасах высвечивается время: 8:10.
Я спускаюсь вниз – посмотреть, что происходит.
Помню, мама как-то сказала мне, что, когда я уехала в университет, она рыдала три дня подряд. Я ей не поверила. Она отнюдь не была плаксой, моя мама: она вертелась как белка в колесе, ухаживая за нами, и времени на капризы у нее не оставалось. Да и вообще, это было совершенно не в ее стиле.
Оказавшись внизу, я заглядываю в приоткрытую дверь на кухню и незаметно для мамы минуту-другую наблюдаю за ней. Она выглядит очень молодо, ее волосы не седые, а темно-каштановые. Она стала стройнее, и на ней блузка, а вовсе не один из бесконечных джемперов от «Маркса энд Спенсера», которые она сейчас предпочитает носить. Она кажется безумно красивой. Я уже и забыла, когда она была такой. Где-то за ее спиной монотонно бубнит радио. Мама одной рукой вынимает тарелки и кастрюли из посудомойки, а другой время от времени вытирает глаза бумажным носовым платком. И я неожиданно чувствую, как сердце переполняется любовью к ней.
Но тут Беки с шумом скатывается с лестницы и разрушает чары.
– Ну и с какого перепугу ты здесь стоишь? – спрашивает она.
Я смотрю на нее во все глаза не в силах заговорить. Ведь каждый раз при виде Беки я не перестаю удивляться, какой у нее взрослый вид. Так как она на четыре года моложе меня, я всегда относилась к ней как к своей маленькой сестричке, и видеть ее по-настоящему взрослой женщиной всякий раз становилось для меня настоящим потрясением. Но прямо