Женщина по имени Солнце. История великой любви. Инна Сергеевна Тронина
лёгким и весёлым, много работал, постоянно находился в разъездах, и никак не стеснял свободу жены.
Разумеется, о публичных выступлениях Зейн речи не шло. Но она, по крайней мере, могла музицировать вволю, не боясь прослыть гулящей. Потом Абдул-Рахман стал брать жену с собой в зарубежные поездки. Зейн увидела мир, оттаяла душой, освоила несколько индийских и японских струнных инструментов. Начала всерьёз заниматься танцами, и достигла в этом больших успехов, что при её врождённых данных было неудивительно.
У них родился сын Юнус. А когда Зейн ожидала второго ребёнка, случилось горе. Я ещё не успела пережить свою потерю. Даже острота страдания не ослабла, как вновь пришлось надевать траур и читать салят аль-джаназа – заупокойную молитву. Сестра умерла на моих руках совсем молодой – ей не было и тридцати. Она перестала говорить, только смотрела на меня и, не умолкая плакала от боли и обиды.
Я знала, что Зейн не спасти, но всё же боролась, пока были силы. Сдалась только после того, как авторитетный консилиум окончательно приговорил сестру. И я, коллега уважаемых докторов, поняла, что ничего иного сказать они не могли. За два дня до того, как мне исполнилось тридцать пять, я получила очередной страшный удар судьбы и выжила с трудом.
А пока вернёмся в наше счастливое детство, которое и теперь светит в ночи моих невзгод, словно факел любви. Как я уже говорила, наш клан был и остаётся богатым, влиятельным, искренне уважаемым. Мой отец, Юсуф Ибрахим аль-Шукри, никогда никому не отказывал в помощи и добром совете. Даже когда он серьёзно заболел, перенёс инсульт, инфаркт и операцию на сердце, в нашем доме, увитом виноградом, стоящем на фундаменте из розового асуанского гранита, всё время находились посторонние люди. Все хотели о чём-то поговорить с отцом.
После того, как не стало Зейн, Юсуф объявил нам, что проживёт недолго, ибо больше всех виновен в случившемся. Он только пообещал проклясть любимицу, младшую дочь, если она не образумится и не оставит мысли о карьере певицы. Не проклял, нет! Только пообещал! И после жестоко страдал, считая, что Аллах внял его неосторожным словам. Отец уже бывал в хадже и хотел еще раз пойти, специально для того, чтобы искупить вину перед Зейн и претерпеть неизбежные испытания.
Он мечтал, как многие правоверные, умереть в состоянии ахрам, то есть святости, и быть похороненным в одежде паломника. И ещё папа добавил, что, если покаяние не будет принято, и он вернётся из хаджа живым, то пожертвует солидную часть своего состояния в пользу рожениц и младенцев. Он ведь любил Зейн, даже больше чем Хамаля, не говоря уж обо мне. Я слыла строптивой и неласковой, а Зейн в детстве была очаровательна. Все родственники, знакомые, соседи, гости обожали её и не спускали с рук. Отец не считал запреты, налагаемые на детей, проявлением гнева или наказанием. Даже своему единственному сыну и наследнику Хамалю запретил быть археологом, к чему тот с детства имел