Тайна старинных часов. Приключенческие повести. Евгений Юрьевич Третьяков-Беловодский
опустил их и уселся на стул, стоящий рядом. – Дай мне сигарету.
Толстяк несколько секунд подумал, потом протянул Штырю револьвер.
Держи его на прицеле.
Он вынул из бокового кармана пачку «явы» и не спеша подошел ко мне.
Я выудил сигарету и сунул в рот.
Может, и прикурить дашь?
Может и дам. – Толстяк как-то странно улыбнулся и вытащил из кармана брюк плоскую зажигалку.
Он поднес мне ее слишком низко. Я должен был понять подвох. Но, увы, не понял. Как только я наклонился к язычку пламени, мир разорвался тысячами звездочек.
Глава 7
Сознание возвращалось мучительно медленно. Видимо, моей голове досталось здорово. Она гудела, как колокол, к горлу подкатывала тошнота. Я попытался открыть один глаз. С третьей попытки мне это удалось сделать, но я ничего не увидел. Я попытался сделать то же самое с другим. С ним справился быстрее, но все равно ничего не увидел.
Пошевелив конечностями, определил, что полностью владею своим телом. Еще немного полежав и подумав о превратностях судьбы, я с трудом встал на четвереньки. Мышцы предательски дрожали, а во рту появился металлический привкус. Еще одна такая переделка и конец моей сыскной карьере.
Наконец-то до меня дошло, что в комнате нет света. Видимо, недавние мои знакомые Штырь и здоровяк решили, когда уходили, что мне будет лучше без него.
Кое-как встав на ноги, я доплелся до стены и нащупал выключатель. Обстановка казалась нетронутой, а на круглом столе аккуратной стопочкой лежали все мои, вынутые Штырем, документы, элегантно придавленные сверху пистолетом. Что удивительно, полная обойма, с тускло отсвечивающими патронами, лежала рядом.
Размышлять на эту тему у меня не было никакого желания, да и возможности. Голова разболелась так, что малейший поворот причинял мне огромные страдания. Я, стараясь не делать лишних движений, побросал все свое барахло в карман куртки, выключил свет и вышел вон из дома.
Мой старенький «жигуленок», словно верный конь, дожидался меня за изгородью. Беглый взгляд, брошенный на него, сказал, что «коняга» вроде бы в порядке. На большее я был не способен. Машина на самом деле оказалась на ходу. Она быстро завелась и понесла меня по узкой, обсаженной елями, грунтовой дороге домой.
Бросив машину у подъезда и заперев ее, я поднялся на второй этаж, в свою холостяцкую квартиру. Скинул куртку, сапоги и пошел в ванную. Пустил в нее горячую воду, вылил три колпачка шампуня. Потом порылся в аптечке, выпил две таблетки анальгина и взглянул в зеркало. Оттуда на меня смотрела унылая рожа с кровавым засохшим подтеком, начинающимся где-то на затылке и кончающимся у мочки уха. Правый глаз подергивался, как бы подмигивая мне и призывая не унывать.
Я с отвращением сплюнул и стал раздеваться.
Отмокал я долго. Горячая ванна и анальгин сделали свое дело: боль утихла, и я предался размышлениям.
Что делали эти два типа в доме, который я намеревался обследовать? Штырь – явный уголовник. За это говорит кличка и наколка на руке, которую я успел