Ученик. Ханс Русенфельдт
Как, когда открывают консервную банку и оставляют маленький кусочек, чтобы иметь возможность отогнуть крышку назад. Горло женщины было практически полностью перерезано. Для нанесения ей подобных ран требовалась изрядная сила. Кровь была повсюду: высоко на стенах и по всему полу.
Урсула уже вовсю фотографировала. Она аккуратно ходила по комнате, стараясь не наступать на кровь. Всегда первая на месте, если только могла. Она подняла взгляд, кивнула в знак приветствия и продолжила снимать. Торкель задал вопрос, ответ на который уже знал.
– Такое же?
– Абсолютно.
– Я по пути сюда позвонил в «Лёвхагу»[2]. Он сидит, как сидел.
– Это нам вроде и так известно?
Торкель кивнул. «Не нравится мне это дело», – думал он, стоя в дверях спальни и глядя на убитую женщину. Ему уже доводилось стоять в дверях других спален и смотреть на других женщин в ночных рубашках, со связанными нейлоновыми чулками руками и ногами, изнасилованных и с перерезанным горлом. Первую они нашли в 1995 году. Затем последовали еще три, прежде чем им в конце весны 96-го удалось схватить убийцу.
Хинде приговорили к пожизненному пребыванию в «Лёвхаге».
Он даже не обжаловал.
И по-прежнему сидит там.
Однако новые жертвы были идентичными копиями его жертв. Руки и ноги связаны таким же образом. Перерезанное горло. Даже голубой оттенок белых ночных рубашек точно такой же. Это означало, что человек, которого они ищут, не только серийный убийца, но и copycat[3]. Некто, по какой-то причине копирующий убийства пятнадцатилетней давности. Торкель посмотрел в свою записную книжку и снова обратился к Урсуле. Она принимала участие в тот раз, в девяностые годы. Она, Себастиан и Тролле Херманссон, которого потом в принудительном порядке отправили на пенсию.
– Муж сообщил, что около девяти утра получил ответ на смс, а в час дня нет, – сказал он.
– Может соответствовать. Она мертва уже более пяти часов, но меньше пятнадцати.
Торкель лишь кивнул. Он знал, что Урсула права. Если бы он спросил, она бы указала на то, что rigor еще не достиг ног, autolys недостаточно выражен, начали образовываться tache noire[4] и прочее на судебно-медицинском жаргоне, который он, невзирая на долгие годы в полиции, так и не позаботился освоить. Если спрашиваешь, тебе отвечают на нормальном шведском языке.
Урсула вытерла тыльной стороной ладони пот со лба. На втором этаже было жарче, чем на первом. Июльское солнце палило весь день. В комнате жужжали мухи, привлеченные кровью и пока еще не заметным глазу, но уже начавшимся разложением.
– Ночная рубашка? – поинтересовался Торкель, в последний раз взглянув на кровать.
– Что с ней такого? – Урсула опустила камеру и присмотрелась к старомодной хлопчатой рубашке.
– Она одернута.
– Возможно, муж. Чтобы ее немного прикрыть.
– Я спрошу его, прикасался ли он к ней.
Торкель покинул дверной проем. Вернулся на кухню, к безутешному мужу. Это дело ему очень не нравилось.
Высокий
«Лёвхага» – психиатрический стационар закрытого типа.
Имитатор
Rigor, rigor mortis – трупное окоченение