Адамово Яблоко. Ольга Погодина-Кузьмина
у вас друг.
– Да, веселый, – согласился Георгий. – Если быстро соберешься, подвезу тебя в центр.
Тот деловито глянул на часы.
– О`кей, две минуты.
У него были визитные карточки с фотографиями, он дал Георгию две и попросил обращаться напрямую, без посредничества Китайца.
– Вы такой приятный, Лоренцо, для вас я всегда отменю другие заказы. А это для вашего друга.
Георгий высадил его у того же кафе, где забрал, а через пару кварталов, на светофоре, приоткрыл дверь машины и выбросил карточки в сток канализации.
Мать сама впустила его, поцеловала.
– Проходи, милый. Как ты?
– Вот, был сегодня в фитнес-центре, купил тебе целебный чай с горными травами. С Тибета.
Она взяла коробку.
– Прямые поставки из Шамбалы? Ну, пойдем попробуем.
Углы кухни тонули в сумерках (умбра и темно-коричневый, Рембрандт), а на столе уютно горела лампа. Свет словно сознательно выбрал несколько предметов, чтобы сосредоточить на них внимание зрителя, – книга, очки, шаль с крупно вывязанным узором.
– Хочешь, люстру включу, – предложила мать.
– Не нужно, так хорошо. Где Ксюша?
– Спит уже. Мы сегодня часа четыре гуляли, в саду и на Марсовом. Зашли на выставку. Я ничего, а ее сморило. Старость все-таки отнимает у человека несравнимо больше, чем дает. Самый гениальный старик, Лев Толстой или Гете, и то становился в тягость окружающим и самому себе. В Спарте совершенно правильно сбрасывали стариков в ущелье.
– Я тебе предлагал, давай новую домработницу подыщем, помоложе.
Мать включила чайник, достала чашки из буфета.
– А Ксюшу куда? Мы-то не в Спарте.
– С Ксюшей будете гулять, играть в карты, а экономку возьмем для домашней работы.
– Много тут домашней работы, у двух старух. Друг другу надоели, а еще будет какая-то молодая вертеться…
– Ну возьмем приходящую, на пару часов в день. Или, хочешь, буду к вам присылать свою Франсуазу. Пойду на такую жертву.
Она покачала головой.
– Не люблю я твою Франсуазу… Льстивая безграмотная баба. Доносчица. Все что-то высматривает, выспрашивает. Одно достоинство – готовит хорошо.
– Нина Ивановна – собрание разнообразных достоинств, – возразил Георгий.
– Тебе виднее. Но я бы ей не доверяла. Продаст за три серебреника.
Она распечатала упаковку, понюхала чай.
– Пахнет сушеной ромашкой. И сколько отдал?..
Он нагнулся, поцеловал ее влажный висок. Взял со стола книгу.
– Что ты читаешь? Пушкина?
– Да, Пушкина… Чудовищная вещь – «Станционный смотритель». Невозможно понять, каким образом из этой банальнейшей истории можно было сделать лестницу одновременно и в ад, и в небо. Такая правда, такая глубина… Метафизическая, хоть я и не люблю этого слова. А ты выпил.
– Выпил. Ужинал с бывшим тестем.
При упоминании о Павле мать сделала подчеркнуто равнодушное лицо.
– Ну и как он? Не женился еще на молодой?.. Да, я же тебе не рассказала новость. Мне