У каждого своё детство (сборник). Владимир Токарев
назывались остальные игроки, и их результаты в очередном, оконченном кóне-партии игры, выражаемые эти результаты в цифрах/.
Юрий, не впервые записывая эту их игру, никаких вопросов не задавал. Я, ради любопытства и ради того, чтобы побыть немножко в движении, всегда, то подходил, шагнув шаг, к тогда уже карточному столу, то возвращался назад, на диван, наблюдая за происходившим и оттуда. Нередко, для игры в карты «на интерес» да и, конечно, для родственного общения, к бабушке приходили дополнительные гости: в основном это были родная сестра моей бабушки, Татьяна Алексеевна вместе со своей дочерью Анной Петровной. При этом самое, теперь скажу, смешное было то, что Татьяна Алексеевна и Анна Петровна были тоже курящими, и тоже курили папиросы /сигарет тогда, похоже, не было в продаже/. И вот в такое время в бабушкиной комнате, как говорится, топор висел от табачного дыма пяти человек курящих карточных игроков.
Ускоренно утомляясь от этого, как бы уже туманного, зрелища, я – не помню как, засыпал на диване, тем более что тогда, наверное, уже близился или наступал час моего обычного, ночного сна. Просыпаясь через энное количество времени, – а мне всегда казалось, что я уже как бы и выспался, – я с удивлением видел перед собой всю ту же самую картину: тех же самых, что и до моего «сна», азартно, шумно играющих карточных игроков, и тот же дым от курения ими папирос. Вскоре я засыпал вторично, кем-то, когда-то уже тепло укрытый – не одеялом, но на взрослого человека пальто, «пальтушкой», – как тогда некоторые взрослые в просторечии называли пальто.
– Вов, поднимайся! Спать будем, – позднее, быть может, среди ночи тормошила меня бабушка.
Я поднимался, помнится, не только всегда молча /никого из гостей в комнате тогда уже не бывало/, но даже с оттенком радости, зная, что теперь лягу в настоящую, для настоящего ночного сна постель. Укладывала меня бабушка на этом же диване, с которого таким образом поднимала.
Юрий укладывался спать или же уже лежал в постели на железной кровати своего старшего брата, отсутствовавшего тогда, служившего, опять скажу, в армии.
Спустя несколько минут, я уже крепко и сладко спал, лёжа в нижней одежде, в постели.
Наступила пора подробно описать теперь уже эту квартиру.
Как я уже сказал, два окна бабушкиной комнаты выходили в тогдашний Сиротский переулок. Надо заметить, и весь в длину дом бабушки выходил в этот переулок; этаж, на котором жила бабушка, был первый. Дом бабушки по всей длине – со стороны Сиротского переулка – имел палисадник, шириной метров шесть, – не меньше. Зимой палисадник, оговорюсь, именно палисадник, ничего интересного собой, понятно, не представлял, разве что служил в определённом смысле барьером для дома бабушки – от пешеходно – проезжей частей Сиротского переулка. Со стороны, в частности, тротуара, ближнего к дому, барьер этот в такое время года, не нарочно, не сознательно укреплялся, всё возраставшим, валом из снега. Вал создавали дворники, расчищавшие от снега этот тротуар; использовавшие палисадник, как место для, убираемого ими здесь, снега. Когда вал делался достаточно