Спокойных дней не будет. Книга IV. Пока смерть не разлучит. Виктория Ближевская
к своему плечу и отводил в сторону ее негодующие пальцы, готовые вот-вот вцепиться в мятый лист.
– Не мешай!
– Как можно было все вот так опошлить, вывернуть наизнанку… И эти фотографии!
– Сонька, угомонишься ты или нет?
Илья зажал ей рот, не отрываясь от последней колонки. Она с усилием отклеила от лица его ладонь и снова уткнулась в текст.
– Нет, когда такое было, а? Ты помнишь, чтобы мы…
– Софья, дай мне прочесть! Или сейчас пойдешь вон из комнаты!
Но Соня вывернулась из-под руки, отобрала у него газету и по-турецки уселась рядом, забросив за плечи спутанные пряди волос. Взгляд у нее был виноватым и больным, как у приютского пса.
– Они разрушили всю твою жизнь! Ты должен опубликовать опровержение!
Она ждала чего угодно, глядя в его нахмуренное лицо, но только не того, что случилось потом. Он внезапно развеселился и, схватив ее за плечо, подтащил к себе ближе.
– Какой же ты ребенок, в самом деле!
Она инстинктивно увернулась от неуместного поцелуя, так что его губы проскользнули в сантиметре от ее щеки, и снова распрямилась, как отпущенная ветка.
– Что смешного в этой мерзости? Они вывернули наизнанку всю нашу жизнь. Как мы будем жить с этим?
– Ну, положим, лично я с этим жить и не собирался. Жить я буду с тобой, с удовольствием, между прочим, и без напрасных угрызений совести и трагических медитаций над паспортом.
– Я не понимаю, Илья. Ты хочешь оставить все, как есть?
– Если ты о нас – то да, все останется, как сейчас. Как будто я могу позволить какому-то писаке разрушить нашу жизнь несколькими бесталанными строчками. Если о статье – тоже да, но по другой причине. Тот, кто санкционировал этот шедевр журналистского расследования, надеялся меня зацепить. Не разрушить мою жизнь, а сделать банальную гадость. И чего он, по-твоему, добился?
– Все узнали… – в растерянности ответила она, не понимая, куда он клонит.
– Что узнали? Что я вырастил девочку и стал с ней спать, когда ей почти исполнилось тридцать? Эка невидаль! Сегодня подобной историей можно шокировать разве что старых дев. То, что девочка – моя прямая родственница? Я никогда не был образцом для подражания. И чем это знание поможет моим врагам и навредит мне? Об этом узнала моя семья? Так семья в курсе моей аморальности, хотя и не рискует обсуждать эту тему со мной за вечерним чаем. Деловые партнеры? Им глубоко плевать, с кем и как я сплю. Государство? Но если мои человеческие грехи не отражаются на размере налоговых поступлений в бюджет, а с чего им отражаться, – и ему наплевать ровно так же. Остаешься только ты, которой внезапно стало стыдно за наше грехопадение. Но в этот самый момент, мучаясь стыдом, ты сидишь неглиже в моей постели, и будешь в ней и завтра, и послезавтра, и всегда. А вот если тебя оттолкнет эта статья, и ты уйдешь в монастырь, к любовнику, к сайентологам или куда еще может уйти сумасшедшая в порыве раскаяния, я немедленно дам