Сдвиг. Алексей Евтушенко
через речку, а затем пересекалась с асфальтированным шоссе. И там, за шоссе, был город.
Можете делать со мной что хотите, но ни шоссе, ни тем более города два часа назад здесь и близко не наблюдалось.
С минуту я просидел в машине, тупо разглядывая мираж (в том, что это именно он, у меня не возникало ни малейшего сомнения), затем выключил двигатель, вытащил ключи и выбрался наружу. Отошел чуть в сторону, отлил в придорожные кусты, сосредоточенно глядя прямо перед собой, застегнулся и снова посмотрел налево, в низину.
Ничего не изменилось: едва заметная колея, бывшая (я готов был поставить на это двухмесячный заработок) еще два часа назад нормальной грунтовой дорогой, шоссе, город. Сюрреализм ситуации усугублялся тем, что ландшафт я узнавал. Его главная примета – речка со смешным названием Мохнатка, как было два часа назад, поблескивала тихой водой между ивами и кустами, разросшимися по берегам. И хорошо был виден мост, по которому я проезжал утром…
Одну минуту. Мост.
Утром он был железобетонным. С металлическими перилами. Но тот мост, на который я сейчас смотрел, был деревянным.
И еще. Самое, пожалуй, главное. Сразу за мостом и перед выездом на шоссе (на котором, к слову, не наблюдалось ни одной машины, будто вымерло все) поперек колеи в траве валялся сильно поржавевший шлагбаум. Создавалось впечатление, что его поперечина свалилась некогда на дорогу с поддерживающих и тоже весьма ржавых опор без всякого участия человека, просто время ее пришло. Справа, метрах в пятнадцати за шлагбаумом, виднелось до боли знакомое сооружение, которое я сразу не разглядел из-за обильной поросли кустарника и молодых деревьев. Низкое, сложенное в три ряда из мощных бетонных блоков, оно равнодушно пялилось на меня черным прямоугольным провалом амбразуры, внутри которого я прямо кишками ощутил расширенный зрачок пулемета. Теперь, когда глаза уже знали, что искать, я увидел и старую недобрую спираль Бруно, тянущуюся вправо и влево от заброшенного проселка сквозь кусты. Колючая проволока, так же как шлагбаум, сильно проржавела, в некоторых местах колья, на которых она держалась, сгнили и упали на землю, но она все еще мешала пройти к шоссе тому, кто вздумал бы воспользоваться обходным путем.
Ну, здравствуй, блокпост, семь два твою мать. Давно не виделись.
2
Больше всего в жизни Майкл Камински не любил две вещи: любые блюда из гороха и русских. Даром, что ни от того, ни от другого деться ему было некуда. Горох – одна из основных культур, выращиваемых на Марсе. Не любить его – все равно что когда-то не любить кукурузу в Америке. То же относится и к русским, которые, по самым последним статистическим данным, составляют чуть ли не половину населения Марса. Сорок две и шесть десятых процента, если быть точным. И если горох можно заменить, к примеру, чечевицей, которая у колонистов так же весьма популярна, то от общения с этими чертовыми русскими никуда не деться – защитный купол Маршен Тауна[1] один на всех (исследовательские и горнодобывающие
Маршен Таун (Martian Town) – столица Марса.