И мы были… и мы любили…. Валерий Роньшин
названием: «Я разлюблю тебя только тогда, когда остановится моё сердце».
К столику подбежала рыжая такса.
– Ой! – взвизгнула Ирочка. – Она мне ноги облизывает.
– Дина, перестань! – послышался резкий окрик хозяйки. И Ирочке: – Дина у меня лесбияночка.
– Пожалуй, я тоже заведу себе таксу-лесбиянку, – тут же решила Ирочка.
– Хотите, я буду вашей таксой? – предложил Руднев.
Потом они сидели в маленьком кинотеатрике и смотрели фильм про то, как мужчина и женщина сидели в маленьком кинотеатрике и смотрели фильм про то, как мужчина и женщина сидели в маленьком кинотеатрике и… И когда они вышли из маленького кинотеатрика, на небе уже сияли большие звёзды. А горы, окружающие Сочи или Судак, были похожи на спящих чудовищ.
– Почему вы не женитесь? – спрашивала Ирочка.
Руднев загадочно улыбался.
– Женщина для меня – это пропасть, в которую я могу смотреть до бесконечности, но никогда не прыгну… Впрочем, – добавлял он, – я был два раза женат.
– Врёте, – лукаво щурилась Ирочка. – Никогда вы не были женаты.
– Я не вру, – серьёзно отвечал Руднев. – Просто иногда я вспоминаю то, чего не было… К женщинам я отношусь с благоговение, – продолжал он. – Вернее, не к самим женщинам, а к той тайне, которая в них заключена.
– А вам никогда не хотелось стать женщиной? – интересовалась Ирочка.
– А я женщина, – смеялся Руднев. – Меня тестировали, и я оказался стопроцентной женщиной. Хотите, я надену вашу клетчатую юбку?
Теперь смеялась Ирочка.
– Я сразу представила себе такого шотландца с волынкой. – Она поиграла на воображаемой волынке.
Тем временем ночь прошла и наступило утро.
– Как?! – ахнула Ирочка. – Уже утро?!
Руднев, ни слова не говоря, снял с её запястья маленькие часики и перевёл стрелки на несколько часов назад. То же самое он проделал и со своими часами.
– Сейчас снова наступит ночь, – заверил Ирочку Руднев.
И действительно – снова наступила ночь.
Ирочка лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к едва слышным голосам – это всё, что осталось в номере от тех людей, которые когда-то здесь жили. Скоро и их с Рудневым голоса вольются в этот общий хор, думала Ирочка, и будут плавать под потолком, словно сигаретный дым, постепенно тая… тая… тая… Незаметно для себя Ирочка уснула. Ей приснились тишина и одиночество. «Особенно хорошо, – продолжала думать Ирочка уже во сне, – что снятся и тишина, и одиночество. Одновременно». Затем она долго блуждала по запутанному лабиринту своих мыслей, пока наконец не вышла к морю. Оказывается, это был не Судак и не Сочи. Это была Феодосия. Напротив домика-музея Грина располагалась невзрачная забегаловка. И, конечно, называлась «Ассоль».
Ирочкина жизнь стала походить на бесконечный праздник. Но с каждым днём Ирочка чувствовала себя всё более опустошённой. Однажды она попыталась увидеть в зеркале свою душу. У неё ничего не получилось. «Надо уезжать», –