Черная кошка в темной комнате. Михаил Март
перешли в другую комнату, и Олеся начала открывать встроенные шкафы. В одном висели дорогие шубы, белые, черные, длинные, короткие, – не менее дюжины. Лилия потрогала одну из них.
– Это же соболь.
– Ты всегда одевалась роскошно. А в этом шкафу твои вечерние платья от кутюр. Они не выходят из моды. И потом мы не в Париже. Примерь это. Дольче Габано. Оно мне очень нравилось. В нем ты выглядела королевой.
У Лилии загорелись глаза. Она скинула с себя одежду и надела платье. Олеся вывела ее в коридор, сорвала черную тряпку с зеркала.
– Смотри, оно твое. Ни одной морщинки. Ты устала. Тебе надо сменить обстановку, вернуться домой, к своим любимым вещам, и все встанет на свои места.
Платье было таким легким, что Лилии казалось, будто она стоит голой. Глядя в зеркало, она завидовала сама себе. Если бросить пить и заняться собой, она может стать не хуже Ксении, гниющей в гробу. А то и лучше.
Олеся подошла к Лилии и положила голову ей на плечо. Она погладила ее по шелковистым волосам. Девушка прижималась к ней, грея своим теплом, и тихо плакала. Ей нужна мать. Одна пропадет. Лилия закрыла глаза, чтобы не видеть своего отражения в зеркале и в воображении встала ее кошмарная хибара с железной солдатской кроватью, двумя табуретками, перекошенным столом, покрытым потрескавшейся фанерой, и тумбочкой, где хранилось все ее добро.
– Послушай меня, детка, – Лилия взяла девушку за плечи, – я не могу принять никакого решения. Все дело в том, что я больна. Моя болезнь называется точечная ретроамнезия. У меня нет прошлого. Пять лет назад я попала в автокатастрофу, но осталась жива. Мой сын погиб. Я сейчас была на его могиле. Мой муж разыскал меня и забрал из больницы. Но я ничего не помню. У меня полная потеря памяти. Я ребенок. Мне пять лет. Но за это время мне удалось наделать немало глупостей. В этот город я приехала недавно. Не знаю, зачем и почему. Меня носит по земле, как неприкаянную, и нигде я не нахожу покоя.
– Я знаю. Это потому, что он бил тебя по голове. Он и меня бил в детстве и называл пришибленной. Но теперь он мертв.
– О ком ты говоришь?
– О старике. Твоем первом муже. Его звали Кирилл Георгиевич Чебрец. Он был на восемнадцать лет старше и ревновал тебя даже к телеграфному столбу. Ты работала в центре международных связей, имела дела с иностранцами. После одного из побоищ ты забыла французский язык, не надолго, на день или два.
– Он бил по голове?
– Не по лицу, а по затылку, а меня полосовал ремнем. Меня он ненавидел лишь за то, что я девочка и не его дочь. Он мечтал о наследнике. К тому же я так и не научилась рисовать. За это мне доставалось вдвойне. Я знала, что ты не умерла. Ты убежала и пропала.
– Но у меня был уже другой муж?
– Тем не менее у вас были какие-то дела. Я не знаю подробностей. В тот вечер ты взяла меня с собой. Уже стемнело. Мы поехали к Кириллу, но я в его дом заходить не захотела. Ты пошла одна, я осталась в машине. Старик писал твой портрет, но не с тебя, а с натурщицы, женщины, очень похожей на тебя. Она сидела голой на помосте.
– А ты откуда знаешь?
– Я тихонько подошла к окну. Чем-то ты его взбесила. Он