Девочка-мебель. Евгений Енин
понять, мы понять! – радостно закричала магазинная мебель.
А ещё через неделю семейная пара вернулась к себе домой.
– Как мы вообще могли позариться на эту дешёвку? – удивлялась сама себе жена.
– Да, правду говорят, сейчас не умеют делать качественную мебель. Поток, ширпотреб, сляпают лишь бы держалось, и побыстрее продать. Капитализм! – соглашался с ней муж.
– То ли дело в наше время, – умилилась жена, – ты только посмотри. Да он ещё сто лет простоит. Он ещё нас переживёт.
Она с нежностью погладила изнутри стенку шкафа, куда складывала свитер.
Шкаф еле сдержался, чтобы не скрипнуть от счастья.
– А дальше что? – спросил Фёдор.
Не знаю. Я из той деревяшки сразу домой вернулась. И знаешь, как мне в фейской школе за прогул всыпали? Чуть на второй год не оставили. Я вообще по ночам уроки делала.
– А ты-то в чём виновата?
– Вот! И я говорю: в чём я виновата? А они сказали, что только ленивая фея может на столько времени застрять в трюмо. И если бы я хотела, сразу бы оттуда выселилась.
– Правда?
– Не знаю, – пожала плечами Янка. – Больше я в мебель не попадала. А у вас что интересного было? Как там гномы? Белка, Толстый, Малыш, Профессор?
– А ещё бутик сделаешь?
– Да сделаю, сделаю. Как в тебя столько влезает. Дай хлеб. Там, он в пакете, на подоконнике.
– О, пакетик.
Фёдор рассматривал пакет с хлебом, держа его перед собой на вытянутой руке.
– Что, «о пакетик»?
– Да был у нас случай.
– С пакетиком?
– По большой части с Малышом. Ну, и с пакетиком тоже.
2
– Слазь, слышишь, слазь, говорю!
Толстый стоял под деревом и пытался сманить оттуда Малыша.
– Слазь, я тебе орешков дам!
На ладони Толстого лежало пять пустых ореховых скорлупок, умело склеенных сосновой смолой. Ядрышки он съел сам.
– Я тебе что, белка, что ли? – огрызнулся Малыш откуда-то из кроны.
– Ага, – радостно согласился Толстый, – белка. Если ты на дереве второй день сидишь, кто ты ещё? Корова, что ли? Если ты корова – хочешь, я тебе молока принесу? Тьфу, то есть сена. А молоко ты сам, внутри себя делай.
Где-то наверху треснула ветка, несколько листочков, раскачиваясь, спланировали на голову Толстому.
– Эй, белко-корова, ты слазишь или падаешь? Если падаешь, я отойду в сторонку, ага?
– А я, может быть, на мягкое хочу упасть? – сострил Малыш. – Ты постой, я сейчас прицелюсь.
– Малыш, у меня сверху голова, а не живот. Я тебе лучше камень подложу, он помягче моего котелка будет. Слезай, давай, тебя Белка зовёт, – всерьёз рассердился Толстый.
– Какая ещё белка?
– Ты вообще там ополоумел, от птичьей жизни? Наша Белка, Белочка. А не та, которая тебя на дереве усыновить собралась.
Ветки затрещали, Малыш прыгнул вниз. В позе «стоя смирно», руки по швам. Метра за три от земли он расправил крылья, затормозил