«Бархатное подполье». Декаденты современной России. Владимир Преображенский

      Второй раз Веселкин выступил на фестивале «Бархатное подполье» в 2009 году. Было заметно, что выступать ему не хотелось (по сохранившейся видеозаписи это видно).

      Честно говоря, тогда я как-то боялся звать Веселкина на фестиваль, видя его общее состояние, далекое от уравновешенного. И, как горьковский герой, опасался, «как бы чего не вышло». Произошел по-своему трогательный и наивный разговор по телефону, в ходе которого я честно высказал свои опасения. Веселкин ответственно заявил: «Никаких эксцессов не будет, обещаю». После концерта за кулисами констатировал: «Ну вот видишь, я же сдержал обещание!» Сдержал. В том смысле, что обошлось без драк, разбивания сцены и аппаратуры, проблем с охраной и прочих внемузыкальных «опций».

      Еще эпизод, врезавшийся мне в память: мы с Веселкиным сидим на задворках продуктового магазина, чуть ли не на асфальте, попивая какой-то ужасный коктейль из баночки. Два пьяницы и бродяги, не иначе. И как-то не вяжется с картинкой, что это «тот самый Веселкин» и скромный автор фестиваля куртуазного декаданса, ведущие беседу о Штраусе, Марлен Дитрих и советском кинематографе. Таковы парадоксы дикой российской действительности!

      Наверное, это был посланный мне жизнью урок скромности.

      Декаданс: утонченное искусство или очарование порока

      Декаданс! Слово пленительное и вместе с тем отталкивающее (ведь переводится как «упадок»), красивое и пугающее. Томные взгляды, экзальтированные дамы, курящие тонкие сигареты исключительно через мундштук; элегантные, экстравагантные мужчины, ставящие эстетику выше этики и не признающие общепринятой морали. Таков образ декаданса, бытующий в обыденном сознании. Но чтобы судить о внешнем, нужно прежде всего понять его суть и истоки.

      К середине XIX века европейское общество претерпело значительные изменения. Прежние монархии были свергнуты, аристократия и присущий ей образ жизни увядали, а буржуазия, напротив, стремилась утвердиться как господствующий класс, и не только в экономическом, но и в культурном плане. Разумеется, с развитием промышленности, когда жизнь становилась все более быстрой и беспокойной, старые культурные традиции уже не годились для жизни «новой элиты». Поэтому в искусстве, и прежде всего в литературе, стали утверждаться упрощенные, более понятные стандарты творчества, основанные на принципах материализма и детерминизма. Казалось, новый капиталистический мир мог бы бесследно стереть все то, что еще оставалось от прежней мечтательности романтизма и темных тайн готики. Однако Оскар Уайльд совершенно справедливо заметил устами своего героя Дориана Грея: «Иногда то, что мы считаем мертвым, долго еще не хочет умирать». Культура европейского аристократизма не умерла и не прогнулась под натиском мещанства. Если в сфере стиля и моды ответом на безвкусие буржуа стало движение дендизма, то наиболее значительным явлением в поэзии и литературе этого