Дьюри, или Когда арба перевернется. Нодар Хатиашвили
некрасива, и я предчувствовала, как ей трудно будет жить, и пыталась загладить свою вину перед ней, хотя бы в детстве, пока её жизнь во многом зависит от меня».
– И ненадолго хватило у тебя этого чувства, – со злобой и раздражением буркнул Дьюри и, перевернув несколько страниц, продолжил чтение.
«День рождения Чиллы, который Дьюри отметил на широкую ногу, был в моей жизни переломным. Было много гостей, цветов. Все были нарядны, беззаботно веселы. И среди всего, что радовало глаз, гость из Будапешта, красавец Аттила. Когда нас представляли, я увидела, как у него светились глаза, а когда он стал пожимать мою протянутую руку, дрожь пробежала по ней и, стало трудно дышать от радости… Праздник. Я проснулась… Да, проснулась от спячки, в которую я погрузилась в какой-то мере и из-за своего чувства вины перед девочкой… Я вдруг поняла, что Чилле нужно не моё горе, а моя радость… Ей тоже нужна радость… Радость, как и мне… Радость беззаботного, свободного человека…»
– Только слова, чтобы оправдать свою похоть, – ударив по тетради кулаком, в знак своего возмущения, рявкнул Дьюри, – и тебе не стыдно? Ведь весьма сомнительное оправдание, а пишешь, что будешь писать только правду. Где же правда? Радость, счастье… Оставила нас, меня и Чиллу радоваться, когда сбежала с Аттилой? Всё ты врёшь… – сердце сжалось, он с трудом глубоко вздохнул. Обычно помогало, но сейчас спазм не отпускал. Дьюри постарался выпрямиться, сесть ровно и затем несколько раз глубоко вдохнуть, и тогда чуть полегчало, он продолжил свою полемику с Ицей.
– Ты часто меня обвиняла в том, что я только о себе думаю… Да не о себе я думал… Я всегда думал только о тебе, делал всё, чтобы угодить тебе… удержать тебя… И тем самым потерял тебя… Возможно, если бы я хоть чуть – чуть подумал о себе, этого не произошло бы. Но где взять силы рабу твоему, у которого ничего своего не осталось, кроме полового влечения, которое заполняет образовавшуюся пустоту во мне. Тебе стыдно даже вспоминать, как я тебя несколько раз… Да как я тебя не убил, и сейчас не могу понять. Ведь единственная пружина в твоём организме – похоть. Надо быть слепым, чтобы этого не видеть. Ты ведь оживаешь, вся светишься только при виде мужчины, а когда я подхожу… и требую своё законное, ты строишь из себя монахиню. Не могу понять, за что я влюбился в такую лицемерку. Почему я не бросил тебя после дня рождения?! Как я ещё мог думать о тебе без отвращения, после того как увидал в твоих глазах столько ненависти… или когда я увидел глаза Чиллы, утром, после ночного поиска её исчезнувшей матери… Утопающий хватается за соломинку. Я схватился за бутылку. Возможно, переборщил. Если так, то ты… только ты меня довела до этого… – Дьюри хотя и не выговорился, но замолчал, сердце опять заныло. Он опять постарался глубже вдохнуть и успокоиться, чтобы дочитать до конца Ицын дневник. Посидев немного с закрытыми глазами, Дьюри решил продолжить чтение, хотя и не почувствовал облегчения. Спазм не отпускал.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст