Ядовитые цветы. Анна Берсенева
– вот он, и он женится на ней хоть завтра, этого только слепой может не видеть, и кто может быть лучше его?
Куда ты денешься?
В ту ночь не спала ни Лиза, ни Зоя Сергеевна.
Мать ворочалась в кровати, переживая, что была, наверное, груба с Лизонькой. Бедная девочка, о чем приходится думать, и в какие юные годы! А куда денешься, если жизнь теперь такая – не жалеет ни молодых, ни старых… И, всхлипывая в подушку, Зоя Сергеевна все же была рада, что поговорила наконец с Лизой. Как ни жаль разрушать ее иллюзии, а лучше уж это сделает родная мать, чем чужой дядя.
Лиза смотрела в темную крестовину окна, как в омут. Жизнь неожиданно заглянула ей в лицо, и взгляд этот оказался суровым. Она никогда не считала себя нерешительной, но на что могла она решиться сейчас? Лихорадочно перебирала она в уме все, что можно было бы предпринять. Конечно, мать не станет ее торопить с замужеством, но ведь жизнь поторопит! Борис уже сейчас смотрит на нее таким внимательным взглядом, точно ждет какого-то безмолвного позволения… Если не он, то кто? А если не сейчас, то скорее всего не он, не вечно же он будет жить холостяком. И снова – кто тогда и что тогда, какая судьба?
Ничего светлого не вставало перед нею в будущем, хоть плачь, хоть о стенку бейся головой.
«Может, поехать все-таки в Москву?» Лиза хваталась за эту мысль, точно утопающий за соломинку.
Но тут же отметала такую возможность. В каком качестве она туда приедет? Явится к Коле и Наташе – здравствуйте, решила у вас жить, устройте мою судьбу? И они поведут ее куда-нибудь, чтобы выдать замуж? Нет, времена Татьяны Лариной и ярмарки невест ушли безвозвратно…
Лиза расстегнула верхнюю пуговку ночной рубашки; закрытый байковый ворот душил ее. Она встала, отодвинула занавеску и распахнула окно. В комнату хлынул холодный мартовский воздух, казалось, в нем слышен был звон нерастаявших льдинок.
А может, ей вообще не выходить замуж? Но мысль о том, что она останется одна, почему-то ужасала Лизу – хотя, казалось бы, всю жизнь она видела одиночество собственной матери, и никогда ее жизнь не казалась Лизе беспросветной. Но она смутно догадывалась, что ее мама – совсем другое дело, чем она. То ли так сильно любила мама покойного отца – Лиза никогда не решалась ее об этом спросить, – то ли просто обладала таким характером, что могла жить одна. А она, Лиза, совсем другая. Вся ее душа трепещет в странном ожидании, и это – ожидание любви, какого-то неведомого счастья, которое накрепко связано с любовью. И вдруг – одиночество… Нет-нет, только не это! Лучше уж поскорее выйти за Бориса.
И Лиза снова и снова всматривалась в собственную душу, пытаясь понять: испытывает она к нему хоть что-нибудь, что можно было бы считать любовью? Вся беда была в том, что Лиза и не знала – какая она, любовь?..
Наутро она встала с воспаленными, заплаканными глазами, бледная. Мать всплеснула руками:
– Лизонька, детка, ну нельзя же так! Все я, дура старая, сама виновата! Разве можно было об этом с девочкой… Бог с тобою, Лизонька, не думай ты о замужестве об этом, если сердце не лежит! Устроится все как-нибудь,