Цепная реакция. Сборник. Илья Бушмин
Антоха, молодец, – повернулся он к Гущину. – Вон, Витек говорит, что все схватываешь на лету.
– Правильно, – промычал Богданов, вливая в себя залпом одну третью часть пива.
– А это дорогого стоит, парень. Тут ведь у нас как. Не тупая физическая сила в нашем ремесле нужна. Когда-то – вон, Витек не даст соврать – щипачи были элитой криминального мира. Тут нужны и ловкие пальцы, и зверская интуиция, и находчивость. А артистизм. Ага-ага! Хороший карманник – это чувак от бога. Хороший карманник – всегда отличный актер. Правильно я говорю, Витек?
– В натуре, – промычал Богданов и влил в себя залпом вторую треть.
– Вот. А значит, что? Значит, и мы не должны им уступать. Когда наш отдел, антищипачей, только создали, у нас конкурс был – ого-го! Одного из восьмерых только брали, остальных отсеивали. А уж карманники в метро – это вообще отдельная тема. Правильно я говорю?
Богданов проглотил оставшуюся треть кружки.
– Эй, Антоха, сгоняй еще за пивом, а?
Гущин был только рад. Не потому, что любил быть на побегушках у «дедов». А потому, что за стойкой сейчас возилась, что-то ища на полке, официантка по имени Оля. Ее имя Гущин знал благодаря бейджику. Стройная, в обтягивающей черной футболке, подчеркивающей грудь девушки, Оля уже пару недель не давала Гущину покоя.
– Привет, – он постарался улыбнуться девушке как можно более очаровательно и беззаботно. – Можно нам еще по кружке?
Оля нахмурилась:
– Две или три?
– Вот тому старому хрычу лучше уже не наливать, но поди, убеди его в этом! – Оля на шутку не отреагировала. Гущин мысленно чертыхнулся. – Три. Ну и еще орешков каких-нибудь, хорошо?
– Каких-нибудь – это каких?
– На ваш вкус, Оля, – Гущин снова просиял. – Я вам доверяю.
Оля кивнула, улыбнувшись в ответ. Начало положено, обрадовался Гущин.
Когда он вернулся за столик, уже прилично подвыпившие Богданов и Курилин ударились в пьяные рассуждения.
– Люди всегда боятся других людей, – язык Богданова чуть заплетался. – Это у нас в подкорке, с первобытных времен. А уж в местах большого скопления людей тем более. А метро – это втройне стресс. И потому, что душегубка, куда все забиваются, как кильки в банке. И потому, что такое это место, откуда так просто не выйдешь. Ну и плюс шум… Сто децибел, нехило, а? А в итоге мы имеем что? В итоге мы имеем инструмент разрушения психики людей.
– Хм, – отозвался Гущин.
Богданов рассердился.
– Ты мне тут не хмыкай. Я под землей 15 лет оттарабанил вместе с, вон, Серегой. И всякое повидал. Ты вот знаешь, пацан, что почти две трети москвичей – две трети, твою мать! – в метро себя чувствуют не в своей тарелке? А процентов 20—25 человек вообще никогда сюда не заходят. Почему? Потому что психика разрушается. Не выдерживают люди. Страх иррациональный, мать его. Здесь переплетаются почти все человеческие фобии. Страх замкнутного пространства,