Гадкий утенок, Гарри Поттер и другие. Путеводитель по детским книгам о сиротах. Ольга Бухина
помощницы: «в новом мире девочку всегда встречает мудрая наставница (чаще всего “maman”), директриса института, необыкновенной красоты и мудрости. Она гладит новенькую по голове, вводит в класс»[164]. Бен Хеллман отмечает: «Книги Чарской, в которых используются повторяющиеся формулы, – прекрасный пример массовой литературы. Это развлекательное чтение, способное унести от каждодневных проблем в страну грез. При этом их нравственные нормы очень высоки, и вера в добро никогда не подводит. Все конфликты разрешаются, одиночество сменяется чувством принадлежности к группе, вера в будущее возрождается»[165].
Сентиментальные произведения для девочек писала не только Чарская, но и другие ее современники, по преимуществу женщины[166]. В повести Клавдии Лукашевич «Дядюшка – флейтист» (1898) живущая в семье дяди Наташа находит родственную душу, которая может утешить – пением и музыкой, – но помочь, казалось бы, не может. Пьющему дяде – флейтисту самому нужна помощь. Дело все равно оканчивается приютом, где таким робким душам, как Наташа, приходится нелегко. Только последние три страницы повести приносят девушке долгожданное счастье – хорошего жениха, но и оно омрачено скорбью: дядюшка умирает. Счастье Наташи все же его рук дело, ведь это он устроил ее в хороший дом, где в нее влюбился сын хозяйки. Помощник хоть и с большим опозданием, но выполняет свою функцию.
Повести Александры Анненской тоже полны сирот. Их жизнь тяжела, если они в приюте, как Анна в «Без роду, без племени» (1903), или живут по родственникам, как Павел в повести «Волчонок» (1889). И та и другой, попав к чужим людям, вынуждены работать с раннего детства. Сами дети угрюмы и необщительны, им трудно даже ответить лаской на ласку, но они в конце концов понимают, что необходимо быть упорным и трудолюбивым, и из них вырастают полезные члены общества – воспитательница в детском приюте – из Анны, сельский доктор – из «волчонка» Павла. Даже те взрослые, которые пытаются им помочь, например доктор, посылающий Павла в школу, по сути дела не испытывают к ним настоящей привязанности. Со страниц повестей Анненской веет невероятной мрачностью и безысходностью. Конечно, в отличие от героев книг Григоровича и Короленко, героини Чарской, Лукашевич и Анненской не умирают, но они как будто и не живут.
Интерес к сентиментальной литературе конца девятнадцатого – начала двадцатого веков привел в наши дни к переизданиям бесчисленных романов для детей того времени, редкий из которых обходится без сироты. Душещипательные, немного скучноватые произведения Чарской, Лукашевич и Анненской после долгих лет запрета – советское время не жаловало этих писательниц – снова вернулись к читателю.
Тяжелая доля приемыша описана и в повести Алексея Свирского «Рыжик: приключения маленького бродяги» (1901). Воспитанный в бедной семье Санька – Рыжик узнает, что он не родной, и в конце концов убегает из дома. Бродяги, воры, цирковой клоун, отставной солдат, с кем только не приходилось
Абашева М. П. Семиотика девичьей инициации // «Убить Чарскую…»: парадоксы советской литературы для детей (1920–1930–е гг.) / Ред. М. Р. Балина, В. Ю. Вьюгин. СПб.: Алетейя, 2013. С. 79–80.
Хеллман. Сказка и быль. С. 174.
Мы будем говорить только о некоторых из тех произведений, которые были недавно переизданы. И Чарская, и Лукашевич, и Анненская написали по десятку – другому повестей. Были у них и предшественницы, и современницы, писавшие о сиротах: например, Ирина Гордеева – Щербинская, Екатерина Сысоева, Ольга Шмидт (Рогова), Василий Немирович – Данченко, Анна Хвольсон, Мария Лялина, Татьяна Щепкина – Куперник. Но они счастливо остались в XIX веке. Подробнее о них можно почитать в уже упомянутой книге Бена Хеллмана.