Оккупанты. Валерий Петков
на партизан, если пароль не знаешь. Тоже веселья мало. Пятая, первая, третья партизанские бригады. Большие силы. Подрывники, разведчики. Все в движении. И кто тебе просто так поверит? Надо междубригадный пароль. Раз в сутки менялся. Был он мне даден. Сейчас-то уже его не вспомню. Интересные всякий раз начальники штабов выдумывали. Сроду не догадаешься. И уже вечер. Только я через шоссейную дорогу, которая на Зилупе идёт, перехожу осторожно. И тут меня цап! Их пять, а я один. С винтовкой. А что это, винтовка. Так. Гранаты были ещё. Лимонки. Они мне приказывают – стой! Винтовку не трогаю, лимонку сжал так, в ладошке. Пароль! Сказал. Куда идёшь? Так и так. А вы? Мы из пятой бригады.
И вот я должен был вернуться из отряда назад за сутки. Это восемьдесят километров в оба конца. Из всей группы самый молодой, вот и гоняли связным. Встанешь часа в четыре утречком и пошёл. Маневрируешь по лесам-болотам. Летом-то ещё ничего, а зимой тяжко. Успевал! Командир отряда Рыжко говорит, отдохни. В землянку на ветки еловые заваливаешься, ног не чуешь, пару часов приспишь, и назад, с новым заданием. Вернулся. Баня натоплена. Они в дозоре, местные, точки назначены, где наблюдать, чтобы подход вражеский заметить вовремя.
Жизнь партизанская. В окопе на фронте сидишь – вот он, враг, спереди, сзади свои. А тут? С четырёх сторон. У нас было так. От Себежа пара километров, напоролись партизаны на полицаев. Трое наших, полицаев восемь человек. И посадили в деревне на кол. Всех троих. После этого очень стало строго с паролем. Пароль стали менять через десять часов. Как хочешь, так и действуй. А пароль меняли чаще, чтобы полицаи не схватили. А с пятой бригады полицаев этих потом подловили в деревне от Себежа недалеко. И без разговоров в расход. Без жалости. Сволочей.
А в тех же местах зимой напоролись и мы на засаду. Идём ночью, гоним корову в отряд. Мясо, значит, ходячее. Она вырвалась у нас, и мы бегаем по огороду. Ловим её, глупую. Я, Егор, Кирьяков. А в сарае, в крайнем доме, была немецкая засада. И с нами был такой Олег, местный, добровольно в отряд пришёл. И его сестра выходит на улицу. Знаешь, как раньше в деревне: туалета нет, вышел, оправился за углом. Немцы её схватили и в сарай. Зимой, почти голая, в рубашке. А мы тут носимся за коровой. И они её спрашивают, чего это бегают мужики? Она не растерялась, говорит – местные мужики, вот у такого-то хозяина корова с хлева вырвалась, они её назад загоняют. А если б мы, как планировали, сунулись в сарай, так всем бы крышка. Котлеты бы наделали из нас вместе с коровой. Они ей поверили, а мы дальше ушли. Отряд-то надо кормить. Сто пятьдесят человек!
И вши страшные, тоже проблема. Под мышку сунешь руку, полная жменя. Рубашку снимешь, она трещит и шевелится. Тифом переболели многие, а я нет. Грязь, вши, голод. Свалился с тифом, оставят в этой землянке. Тут уж какой организм, справится или нет. Лечения-то никакого.
И мы воюем, воюем. Все, кто что-то мог, взрослые, дети, все-все, куда только есть возможность дотянуться, добраться, туда и наносили удары. Славы без крови на войне вряд ли добьёшься. Хотя и бились не ради неё. Шли и бились. Я недавно