След на афганской пыли. Сергей Зверев
Афганистана, зарабатываем деньги. Ведь на одну зарплату преподавателя семью не прокормишь. Другое дело – у вас, в Европе.
– У нас в России с зарплатами тоже не ахти, особенно преподавательскими, – ответила женщина и протянула бородачу буклет, – берите, тут фотографии всех экспонатов. Так что можете не переживать, что я удалила ваши снимки. Просто право на распространение изображений раритетов на территории Афганистана мы передали вашему Министерству культуры. Приходится соблюдать договоренность.
Безобидное лицо профессора, которое еще мгновение назад вызывало жалость, стало вдруг напряженным.
– Это возмутительно! – рассматривая портрет российского востоковеда на последней странице буклета, захлебываясь слюной, приговаривал бородач, – вы, как я понимаю, мусульманка и должны знать, что изображения людей и животных в исламе запрещены.
– Я только писала некоторые тексты и составляла каталог, – спокойно ответила женщина, – а сам буклет печатался в Твери. Скорее всего оформитель не потрудился учесть эту тонкость. Экспонаты хоть и имеют отношение к религии, но выставка – мероприятие светское.
– Это… Это… – Бородач не находил нужных слов.
«Странный он какой-то… Для преподавателя в светском учебном заведении слишком ортодоксален».
Неожиданно раздался слабо различимый шум, исходивший то ли снизу, то ли из-за стен. Разобрать откуда было невозможно. Присутствующие в зале гости стихли, прислушиваясь к нарастающему шуму, медленно переходящему в гул. Казалось, что неподалеку от здания заходит на посадку большой авиалайнер.
– Землетрясение, – только и успел крикнуть преподаватель истории и со всех ног побежал к выходу.
В зале началась всеобщая паника. Толкая друг друга, люди бежали на улицу. Поскольку единственной женщиной на всю выставку была только Мариам, а она бросилась в глубь здания искать своего сына, то мужчины повели себя совершенно не по-джентльменски, пихая и отталкивая друг друга на пути к выходу. Стены и пол вибрировали, посыпалась на пол штукатурка. Здание сотрясало, как отсек транспортного самолета, попавшего в восходящий поток воздуха.
Даже охранники, которые по логике вещей должны были успокаивать людей и организованно выводить их на улицу, сами спасались бегством. Лишь Баренцев да директор Казанского музея стояли в оцепенении, не отрывая глаз от исламских манускриптов и кисв. Желание покинуть сотрясаемое подземными толчками здание, которое в любое мгновение могло сложиться как карточный домик, было велико, но должности заставляли подумать об экспонатах и о людях.
– Помогите Маше забрать ее сына. А я пока попробую организовать спасение экспонатов, – самоотверженно произнес директор.
– Лучше спасайтесь сами. – Баренцев бросился вслед за Воронцовой.
Материнский инстинкт сработал безотказно. Сбросив туфли на каблуках, Мариам побежала к двери комнаты отдыха. Грохот, треск, крики – всего этого женщина не слышала, все лишние звуки мозг попросту отключил. Как в немом кино, беззвучно осыпалась штукатурка.