Шпионский пасьянс. Игорь Атаманенко
грядущим поколениям, нетленный запах карболки, параши, грязного белья и кислых щей.
Гнетущая тишина затаила в себе оцепенение, ужас и отчаяние тех, кто дожидался тут своей участи.
Здесь начинаешь верить в то, что каменные стены обладают энергоинформационной памятью…
Режим «нутрянки» существенно отличался от условий обычных тюрем. Не допускалось получение информации с воли или передача каких-либо сведений из тюрьмы. Подследственным была категорически запрещена переписка с родственниками, чтение свежих газет и журналов. За исключением особо разрешённых случаев, запрещалось пользоваться письменными принадлежностями.
…Вопреки расхожему мнению, в камерах не избивали и не пытали. Тела и души подследственных увечили на допросах, которые проводились в кабинетах следователей, где стояли только столы и наглухо прикрученные к полу табуреты. Специальный инструментарий для получения признания подследственного, – как это было в застенках гестапо, – не применялся. В ходу были рукоприкладство и пытка бессонницей.
Это когда поочередно сменяющиеся следователи тебя допрашивают в течение нескольких суток кряду с перерывами на краткий, не более часа, сон. После трёх суток интенсивных допросов, в промежутках между которыми ты погружаешься не в сон – тревожное забытье – утрачивается чувство времени. Грань между кошмарной явью и ужасом сновидений, более схожих с галлюцинациями, стирается напрочь. Появляется всеобъемлющий гнетущий страх, переходящий в панику. Ещё через двое суток ты, лишённый полноценного сна, уже не только не ориентируешься во времени, но и в пространстве, как бы перемещаясь в виртуальный мир. Связь с объективной действительностью прекращается, тобой полностью овладевает чувство богооставленности. А дальше… Дальше ты согласишься на всё, только бы вновь обрести самого себя и оказаться в реальном мире!..
…К следователям арестованных водили надзиратели под мерный, в такт каждому шагу, звон тюремных ключей. Этот аккомпанемент – не случайный атрибут тюремного быта. Услышав его на лестнице или в коридоре, один из конвойных поворачивал своего арестанта лицом к стене или вталкивал его в специально оборудованный короб и ждал, пока проведут мимо встречного арестанта. Таким образом исключалась возможность узнать заключённого, находившегося в соседней камере или на другом этаже. Бывали случаи, когда шедшая на допрос жена проходила мимо стоявшего в коробе мужа, и они не могли узнать друг друга…
Сегодня об условиях содержания заключённых во внутренней тюрьме, о царивших в ней законах и нравах могут беспристрастно рассказать лишь документы, сохранившиеся в правовом Управлении ФСБ. Например, Учётный журнал регистрации заключённых Лубянской (внутренней) тюрьмы за 1937 год. Это толстое, в пятьсот листов, дело с картонными обложками, напоминающими серо-коричневый с красными прожилками мрамор. Красновато-бурая паутина напоминает подтёки крови, запёкшиеся на тюремном