Петр II. Николай Иванович Павленко
обучению в апартаментах Остермана». Австрийский же посол Рабутин, отправивший депешу несколько недель спустя, придерживался диаметрально противоположного мнения, причем возлагал всю вину за несоблюдение ранее установленного порядка на Остермана: «Дело воспитания государя идет плохо. Остерман крайне уступчив, стараясь тем самым приобресть доверие своего воспитанника, и в этом заключается сильное препятствие успеху. Развлечения берут верх; часы учения не определены точно, время проходит без пользы, и государь все более привыкает к своенравию. Я не вижу, чтобы государь был прилежным. Об этом можно сожалеть тем более, что государь обладает необычайными способностями»31.
В январе 1728 года испанский посол де Лириа сообщал: «Барон Остерман в отчаянии, что его труды по воспитанию пропадают даром». Остерман будто бы даже заболел после беседы с царем, которому он вынужден был говорить об образе его жизни. «Его величество, выслушав, ушел от него, не сказав ни слова. Спустя несколько дней он опять говорил ему о том же, прибавив, что его величество чрез несколько лет сам велел бы отрубить ему голову, если бы он не предостерегал его от пропасти, в которую он теперь стремится; и что он не может быть свидетелем его погибели и отказывается от звания воспитатель. Царь обнял Остермана и со слезами на глазах просил не оставлять его, но в тот же самый вечер принялся за прежнее».
В последующие месяцы систематическая информация иностранных дипломатов о воспитании и обучении императора появляется лишь эпизодически. Так, К. Рондо доносил 19 сентября 1728 года: «Царь думает исключительно о развлечениях и охоте, а сановники — о том, как сгубить друг друга». Его преемник Т. Уорд 5 июля 1729 года изобразил более удручающее состояние дел с обучением императора, которое практически давно прекратилось: «Вблизи государя нет ни одного человека, способного внушить ему надлежащие, необходимые сведения по государственному управлению; ни малейшей доли его досугов не посвящается совершенствованию его в познании гражданской или военной дисциплины. Часы, свободные от верховой езды, охоты, развлечений, проходят в слушании пустых россказней о том, что случилось с таким-то или таким-то»32.
При этом надо сказать, что современники достаточно высоко оценивали способности юного императора, хотя сведения их на этот счет, к сожалению, весьма отрывочны и неполны.
Бесспорно, самые обстоятельные сведения о способностях Петра мог оставить его наставник А. И. Остерман, непосредственно участвовавший в процессе его обучения и воспитания и наблюдавший свойства его памяти, рассудительность, способность быстро или медленно усваивать преподаваемые ему дисциплины и т. д. Остерман не оставил обстоятельных и конкретных суждений о способностях воспитанника. Однако мы узнаем о них из статьи А. Брикнера, изучившего донесения австрийских дипломатов о русском дворе при Петре II. Австрийский посол Вратислав затеял разговор с Остерманом, выразив «крайнее свое сожаление, что никто не думает о том, чтобы