Петр III. Николай Иванович Павленко
присутствии» и проводил время исключительно в обществе лакеев и предавался ребячеству, удивительному для его возраста, именно играл в куклы». В другом месте: «великий князь все время проводил со своими лакеями, играя в солдаты, экзерцируя их в своей комнате, или переменяя мундиры по двадцати раз на день». Это свидетельство подтверждает Штелин в цитированной выше фразе, а также современник Фавье, нарисовавший обстоятельный портрет Петра Федоровича: «Лето он проводит в Ораниенбауме в тесном кругу оставленных ему немцев, которых он называет своими министрами и генералами».
Екатерина засвидетельствовала, что ее супруг не прекратил игр в солдатики и куклы и десять лет спустя, когда ему исполнилось 27 лет: «В это время и долго после, главною городскою забавою великого князя было чрезвычайное множество маленьких кукол или солдатиков деревянных, свинцовых, восковых и из труту». О том, что великий князь не прекращал игр в куклы и в солдатики, свидетельствует инструкция Чоглокову, приставленного для присмотра за князем, которому поручалось наблюдать за тем, чтобы к нему не доставлялись куклы и солдатики.
Екатерина под 1752 г. отметила наличие в ящиках, расположенных в его комнате комодов множество «винных бутылок и водочных штофов». Через четыре года — новое свидетельство, подтверждающее страсть великого князя к горячительным напиткам: он «все более и более предавался пьянству и бражничеству». Эти заявления императрицы подтвердили Штелин и Фавье.
Екатерина передает слова Петра Федоровича, высказанные ей о своем положении в России и своей судьбе: «… Он чувствует, что не рожден для России, что ни он годен для русских, ни русские для него, и что ему непременно придется погибнуть в России». Что эта мысль не была придумана императрицей, явствует из свидетельства Фавье: «Никогда нареченный наследник престола не пользовался менее народною любовью. Иностранец по рождению, он своим слишком явным предпочтением к немцам то и дело оскорбляет самолюбие народа и без того в высшей степени исключительного и ревнивого к своей национальности. Мало набожный в своих приемах, он не сумел приобрести доверия духовенства».
Екатерина назвала великого князя «отъявленным лгуном». Он не принадлежал к числу лиц, как говорится, храброго десятка, боялся не только раскатов грома, но, и что удивительно, ружейной и пушечной пальбы. Свой страх и трусость он решил компенсировать придуманным им мифом о своих героических поступках в борьбе с неприятелем. Суть его отважных действий в изложении Екатерины выглядит так: «… отец дал ему начальство над отрядом гвардейцев, и после овладения египетским войском, которое бродило в окрестностях Киля и совершало, по его словам страшные опустошения; он передавал подробности этих опустошений, рассказывал, какие хитрости были употреблены им, чтобы окружить египтян, как он дрался с ними и оказывал в этих сражениях чудеса храбрости и ловкости, и как, наконец, захватил и привел египтян в Киль». Этот миф великий князь рассказывал множество раз,