Мир над пропастью. Олег Рой
Москва. Многоэтажные каменные здания, нарядные прохожие, асфальтированные улицы, полные машин (неужели такое бывает?), памятники, магазины… С замиранием сердца Аля читала часто не вполне понятные, но такие завораживающие подписи к фотографиям: «ВДНХ. Фонтан «Дружба народов», «Улица Горького. Памятник А.С. Пушкину», «Гостиница «Россия», «Станция метро «Маяковская», «Центральный универмаг», «Большой театр»… Рядом с каждой подписью стояла дата – 1965 год. Такой была Москва за три года до ее рождения. Сейчас она, наверное, еще прекраснее…
Аля опомнилась только за четверть часа до прихода Натальи. Ни о какой уборке уже не могло быть и речи – успеть бы помыть посуду после обеда да убрать ведро с водой…
Тетке она ничего о своей находке говорить не стала. Аля и сама не могла бы объяснить почему. Может, потому, что поняла – открытки не просто так оказались в этом укромном месте. Стало быть, скорее всего, спрятаны от ее глаз. А может, ей просто хотелось иметь свою и только свою маленькую тайну. Возможно, Наталья просто-напросто забыла про этот набор, и только она, Аля, знает, где он находится.
Теперь, оставшись одна, она часто доставала открытки, бережно перебирала их, рассматривала, подробно изучая детали, придумывала для каждой новое, свое, название, представляла, как гуляет по Красной площади, кормит лебедей на Чистых прудах, едет в троллейбусе по Садовому кольцу (сада на фотографии почему-то не было видно). А как, интересно, выглядят те же самые улицы зимой? Или ранней золото-багряной осенью?
С особым интересом она вглядывалась в те снимки, на которых были видны люди. Их было очень много – наверное, во всей Сосновке меньше жителей, чем гуляющих летним вечером по Парку культуры и отдыха имени Горького на одной только фотографии. Интересно, понимают ли эти люди, как им повезло, что они живут в Москве?
Самой любимой открыткой у маленькой Али был снимок собора Василия Блаженного на Красной площади. Слово «блаженный» вызывало какие-то смутные и не слишком приятные отголоски в душе, но разноцветные купола выглядели весело и как-то совсем не по-взрослому, точно большая игрушка.
– Тетя Таша, я вырасту и поеду в Москву, – не удержавшись, заявила Аля тетке в день своего двенадцатилетия. Та даже перестала чистить картошку для традиционного праздничного салата с красивым названием «оливье». Развернулась к племяннице мощным телом, отерла лицо краем фартука.
– Еще чего! И не выдумывай даже! Нечего тебе там делать, в этой Москве скаженной!
– Почему это нечего? – возмутилась девочка. – Я там жить буду.
– Ишь, жительница нашлась! – всплеснула руками Наталья. – Как будто там без тебя народу мало! Да одних москвичей, вот недавно по радио говорили, одиннадцать миллионов. А приезжих со всего Союза небось и вовсе стокилометровая очередь!
Аля живо представила себе эту очередь: люди с узелками и в лаптях. Им в школе рассказывали, что так пришел в Москву ученый Михайло Ломоносов. Правда, не упоминали, что ему