Правда о первой ночи. Анна Данилова
я? Да никто. Рано или поздно это все равно должно случиться. Так пусть это произойдет сегодня, на широкой кровати этого блудливого офицера, чем на узкой общаговской койке с каким-нибудь автомехаником, от которого за версту несет машинным маслом, или с таксистом… Я не знаю, против чего бунтую и что со мной происходит. Возможно, это был обычный всплеск гормонов или напомнила о себе материнская кровь? (По словам одного человека, который знал мою мать, она была далеко не монахиней. Бедная моя мама, она даже не знала, от кого родила свою дочурку…)
Он поднялся, я оглянулась, чтобы убедиться, что меня никто в эту минуту не видит, и мы двинулись с ним в сторону аллеи, вдоль которой выстроились в ряд, как солдаты, дома военнослужащих. Наш интернат и военное училище, откуда вывалился тем вечером этот скучающий, под хмельком, офицер, разделяла лишь бетонная, выкрашенная в зефирный розовый цвет стена. Одни казармы, одни казармы…
Глава 6
Мы поднялись с ним в его квартиру, он сказал, чтобы я разулась, и даже дал мне домашние туфли, почти новые, голубые, наверняка своей жены (тапки для гостей обычно напоминают засохшие оладьи, плоские, затертые до дыр, цвета пыли). Я усмехнулась. Пригласил пройти в комнату, усадил в кресло и вдруг с неожиданным для меня проворством принялся накрывать на стол. Молча носился из кухни в комнату, аккуратно, с коротким стуком ставя на журнальный столик тарелки с закуской: нарезанную колбаску, красную рыбу, салаты в пластиковых коробочках, приборы… Последней на стол была водружена тяжелая и холодная, судя по запотевшему темно-зеленому стеклу, бутылка шампанского с замотанным серебряной фольгой горлом. Офицера звали Юрой. Когда стол был накрыт, он обошел кресло, на котором я сидела и тряслась от волнения так, что заболел живот, руками обхватил мою голову и, запрокинув, поцеловал прямо в губы. Затем еще и еще. Мне было неприятно. Его захват показался мне грубым, а руки необычайно сильными, такими руками можно свернуть шею, сорвать с головы скальп… Он немного озверел, этот Юра, лапая меня за плечи и пытаясь добраться до выреза блузки… И вот тут на меня навалился страх. Но не такой, как был с Мишей, нет, страх животный, до боли в гортани… Я вдруг подумала, что столько усилий было потрачено этим офицером, чтобы накрыть на стол, что отказать ему сейчас означало бы быть распятой прямо здесь, в комнате, чуть ли не на полу, рядом с ножками журнального столика, причем грубо, зло, садистски… Я, к своему ужасу, представила себе это и вся подобралась, даже колени сдвинула и приподняла, пытаясь обхватить их руками. Да и голову вжала в плечи. Меня заколотило. Оказалось, что я не была готова к тому, чтобы отдаться первому встречному. И что все те разговоры моих видавших виды интернатских подружек о том, что все это легко и просто, что надо только настроиться на этого мужчину, расслабиться и, что называется, постараться получить удовольствие, не имеют ничего общего с тем, что испытывала сейчас я. Да, я настроилась, как мне показалось, на этого офицера, подумала о том, что у него, должно быть, нормальная семья, жена и взрослые дети, налаженный быт и кастрюля щей в холодильнике,