Корректировщик. Александр Аннин
тот же, что и в прошлые разы? – деловито осведомился Жучинский, доставая пачку сигарет.
– Да вроде бы… – неопределенно ответил Ардашкин.
– Тогда какие проблемы, Толя? Эти престарелые олухи Царя Небесного, они же ни бельмеса не понимают. Прорвемся, не первый раз, в конце концов!
– Слушай, Алик, по-моему, это ты ни бельмеса не понимаешь! – сквозь прищур посмотрел на него Ардашкин. – Завтра здесь будет генералитет, а тут крутится этот следователь из московской прокуратуры. Но это еще полбеды. Он у меня особого беспокойства не вызывает. А вот муровский оперативник Басов просто достал меня до самых печенок. Сегодня опять заходил «побеседовать».
– Роет землю, стало быть… – задумчиво пробормотал Альберт Васильевич. – Меня он пытал чуть не полтора часа. Слушай, как они ухитрились получить допуск на территорию нашего НИИ? Почему Язов подписал? Что вообще происходит? Может, там, – он ткнул пальцем в небо, – специально нас подводят под монастырь?
– Просто времена изменились, Алик, – вздохнул Ардашкин. – Я звонил в Контору, Самому… Обрисовал ему ситуацию… Думал, он вмешается. Хрена! Говорит, ничего он с прокуратурой поделать не может. Не его епархия, видишь ли! Раньше весь мир был епархией КГБ, а теперь своих защитить не могут…
Они уже стояли посреди корта, жмурясь на белесом, слепящем солнце. Для приватных разговоров Ардашкин всякий раз приглашал Жучинского «прогуляться» – береженого Бог бережет. И место прогулки то и дело менялось, благо территория института измерялась многими десятками гектаров. Уютный парк с прудом, просторная автостоянка, спорткомплекс, поликлиника (филиал минобороновской, между прочим), роскошный клуб с кинозалом, небольшая, но современная гостиница и уютный малоэтажный жилой поселок для сотрудников – все это хозяйство широко раскинулось вокруг стандартных научно-производственных корпусов.
Лучшие технари постоянно проверяли кабинет Ардашкина на предмет наличия подслушивающих и передающих устройств, и неизменно докладывали академику, что, мол, «все чисто». Но Анатолий Семенович не позволял себе расслабиться: как-никак, сам лет тридцать плотно имел дело с КГБ, и уж ему-то было бы глупо недооценивать тамошних специалистов. Аббревиатуру «КГБ» Ардашкин привык «расшифровывать» так: «Каземат гениев и бездарей». Бездарей было много, но были и гении, это уж точно. Например, хотя бы он сам.
Перед «прогулкой» Ардашкин и Жучинский побывали в комнате тестирования, которую ежедневно проходили все две с половиной сотни работников института. Здесь чуткая аппаратура выявляла возможное наличие в теле, одежде, портфелях и дамских сумочках сотрудников каких-либо передающих и записывающих устройств. Антенна могла быть вшита в ткань в виде нитки, передатчик вмонтирован в зуб как обычная пломба, ну и так далее. Пока никаких сюрпризов не обнаруживалось. И все-таки…
В ученом мире практически никто не имел понятия, каким таким образом Анатолий Ардашкин еще при Брежневе «получил академика», не достигнув даже