4 триллера. Александр Аннин
в иеромонахи.
Так вот, был там один случай, весьма опечаливший немногочисленную братию. У молоденького инока Павла страшно разболелся зуб, распухла десна, и наместник обители архимандрит Кассиан скрепя сердце отправил монашенка на соседний остров Городомлю, где был неплохой зубоврачебный кабинет при оборонном предприятии. Предчувствовал, видать, беду отец наместник, да что поделаешь? Уж больно страдал бедный Павел.
И вышло именно то, чего боялся старец-архимандрит: окрутила, охмурила смазливого инока молодая врачиха-вертихвостка, стали они всякий раз, как Павел приезжал на прием, предаваться греховным утехам. А потом инок и вовсе не вернулся в монастырь: соблазнительница бросила мужа и стала открыто жить с Павлом.
Из обители к бывшему иноку ходили посланцы, призывали вернуться и покаяться, но все без толку. Наконец с Павла сняли монашеский чин, на десять лет отлучили от причастия. Он устроился на автобазу слесарем. И что же? Страстная подруга внезапно охладела к сожителю, потеряла к нему всякий интерес и влечение. Она вернулась к мужу и тот ее простил.
А Павел… Всякое говорили про него в монастыре. То пил, как губка, то на рынке грибами торговал. Последний раз его видели у каких-то сектантов. Погубил человек свою душу, да и сия временная жизнь стала никчемной и пустой.
Геннадий подходил к своей церкви в честь Ильи Пророка, печально глядя на паутину лесов, которой был спеленут храм. Да только не видать в этой паутине «паучков», то бишь строительных рабочих. Нет и не предвидится у отца Германа денег на оплату стройматериалов и рабсилы.
Перед храмовой иконой, писанной на фанере, истово молился псаломщик Вадим. Был он бородат, лыс и шестидесяти годов от роду, однако при всем том имел душу младенца.
Геннадий рассеянно положил крестное знамение, и псаломщик тут же засеменил к нему, сложив ладошки лодочкой – правая поверх левой. Как презренный птичник в зоопарке… Хотя при чем здесь птичник? Так по традиции подходят к священнику все православные миряне…
– Батюшка, благословите!
Иеромонах черкнул в воздухе невидимый крест, протянул руку для целования. Вадим рьяно, звонко чмокнул кисть настоятеля, воззрился полубезумным взглядом. Был он явно не в себе.
– Да что с тобой, Вадим? – встревожился Геннадий. – Ты прямо весь дрожишь.
Псаломщик внезапно разразился истерическими рыданиями, бухнулся в ноги иеромонаху:
– Батюшка! Отец Герман! Родной вы наш!
Геннадий невольно попятился.
– Да что случилось? – выкрикнул он совсем неподобающе для своего сана.
Вадим вскочил с колен, проговорил, с трудом сдерживая конвульсии в горле:
– Елизавета Марковна приходила, отец Герман.
Голос его звучал с глухой торжественностью, будто псаломщик возвестил по меньшей мере о явлении пророка Илии.
– Кто такая?
– Да как же, батюшка… Вдова директора рынка, вы ж недавно отпевали его.
– А, которого конкуренты расстреляли