Широкий Дол. Филиппа Грегори
желая меня поддразнить. – Так мы и будем любить друг друга в хозяйской спальне Широкого Дола. И я до конца жизни буду спать только на свежих льняных простынях, а ты будешь каждое утро приносить мне кофе в постель.
Я глянула на него из-под ресниц и улыбнулась.
– А мы все время будем жить здесь? – спросила я. – Или сезон[8] будем проводить в Лондоне?
Ральф вздохнул и с наслаждением вытянулся рядом со мной, подложив руки под голову, даже не подумав надеть штаны.
– Я еще не решил, – сказал он, тщательно подбирая слова. – С одной стороны, это было бы чудесно. Да и зиму провести в столице тоже неплохо, но как же тогда быть с лисьей охотой? Я же точно не захочу ее пропустить.
Я изогнула губы в улыбке и спросила, стараясь, чтобы в мои интонации не закралось даже капли сарказма:
– Так ты считаешь, что сможешь занять место моего отца? А ты уверен, что местное джентри тебя примет? Ведь все они прекрасно знают, что ты – всего лишь помощник егеря, сын цыганки Мег, брошенной своим беглым мужем.
Но Ральфа мои слова ничуть не задели. В данную минуту ничто не могло нарушить его самодовольства.
– А почему бы им меня не принять? – сказал он. – Я ничуть не хуже их собственных предков – какими те были дюжину поколений назад. Только я завоюю свое место в Широком Доле собственным трудом, а это поважней тех жалких усилий, которые прилагают они, желая занять более высокую ступеньку в обществе.
– Трудом завоюешь? – Я с трудом сдерживала рвущиеся наружу гнев и презрение, но голос мой звучал по-прежнему мягко. – Таким «трудом», как сегодня? Да, это немалый труд – убийство и невоздержанность!
– А, громкие слова! – пренебрежительно бросил Ральф. – Грех есть грех. С таким грехом на совести я рискну предстать даже перед Его судом. Любой на моем месте сделал бы то же самое. Но я готов предстать перед Судией один. Я не пытаюсь хотя бы отчасти возложить вину за это и на тебя, Беатрис. Все это задумал я, мне и расхлебывать все последствия. Я готов принять должное наказание за то, что совершил – хотя совершил я это и ради тебя, и ради нашего общего будущего, – но вина за содеянное лежит на мне одном как в нашем мире, так и в загробном.
Напряжение сползло с меня, точно змеиная шкура. Да, это его преступление, а я невинна.
– И ты сделал это совершенно один? – спросила я. – Тебе совсем никто не помогал? И ты ни с кем, кроме меня, об этом не говорил?
Ральф еще крепче меня обнял и нежно провел пальцами по моей щеке. Господи, он же понятия не имеет, что его жизнь висит на волоске! Понятия не имеет, что своими словами он уже разорвал этот волосок пополам!
– Я действовал один, – заявил он, и в голосе его слышалась гордость. – Так что в деревне не будет никаких слухов, никто не будет болтать языком, никто не будет показывать пальцем. Этого ни в коем случае нельзя было допустить. Вот я и не стал рисковать и брать себе помощника. Да я бы никогда и не пошел на такой риск – как ради себя самого, так и ради
Светский сезон, май – июль, когда королевский двор и высший свет находятся в Лондоне; сезон начинается с закрытого просмотра картин в Королевской академии искусств и включает посещение скачек «Королевского Аскота», проведение балов и т. п. и заканчивается в начале августа «Каусской неделей», ежегодной парусной регатой в курортном городе Каусе на острове Уайт.