Гордая птичка Воробышек. Логвин Янина
Пожалуйста! Я все объясню.
– Ты? Ну, нет, сеструха, – косит на меня ехидный глаз наглый юнец, – пусть лучше этот объяснит, чего это он руки распускает!
Мои пальцы вновь цепляют мальчишку за грудки и подтягивают упирающееся тело ближе.
– Так, иди сюда, умник. Как зовут? – спрашиваю я, хотя, конечно, вполне расслышал имя.
– Х-ха! – вырывается наглец. – Ты что, глух…
Я вновь невежливо встряхиваю его и улыбаюсь нехорошей улыбкой.
– Я, кажется, спросил…
– Да слышал я! – психует пацан. – Обычно Иваном, иногда Ванькой. А вот тот удод у стены – Птицем. Маман – сынулей, ну а бабка – когда внучком, а когда бесстыжим прожорливым удавом. Годится такой ответ?
– Вполне, – усмехаюсь я. Определенно чувство юмора у мальчишки есть. Странно только, что он об отце не упомянул. – Так вот, Удав, у этого, – тычу пальцем в себя, – тоже есть имя, Илья. Человеческое и легко произносимое. Повтори, – снова встряхиваю пацана.
– Ну-у, эм… Эй, ты чего?! – огрызается он на мой новый требовательный тычок в грудь. – Да понял я, Илья же!
– Молодец, – соглашаюсь, опуская руку, – так и заруби на носу. И запомни на будущее, родственничек, – поворачиваюсь и киваю через плечо на подобравшуюся девушку, – чтобы я больше от тебя грубое «сеструха» не слышал, ясно? Накажу. А сейчас сгребай своего клона и топайте на кухню, пока я добрый.
Как некрасиво получилось! И с мальчишками, и с их словами. Ужас! Мне так стыдно, что я готова на месте сгореть от стыда. И даже странная, агрессивная реакция Люкова на неожиданных гостей в его доме вполне объяснима, хоть и оказалась полнейшей неожиданностью для меня, а вот наше семейное вторжение на его территорию – нет.
Мальчишки послушно топают на кухню, а я остаюсь стоять рядом с Ильей, глядя, как он медленно разувается и устало скидывает с плеч дорогую куртку. В этих широких, крепких плечах чувствуется какое-то странное напряжение, как и во всей его гибкой фигуре, но вот какое, я понять не могу. Как не могу просто развернуться и оставить Люкова одного, хотя сейчас это кажется вполне логичным.
К моим ногам подходит урчащий Домовой, трется мохнатым боком о голую голень и так же, как я, останавливает взгляд на хозяине. «Привет», – говорит протяжно на своем кошачьем, требовательно оглядывается на меня, и я с огорчением вспоминаю, что так и не поздоровалась с парнем.
– Здравствуй, Илья, – подступаю к его спине и тихо произношу, стараясь, чтобы голос звучал не слишком хрипло, а братья не слышали меня: – Тебя долго не было. Я беспокоилась.
Он замирает, как будто пойманный моими словами в клетку, затем, очнувшись, не спеша задвигает зеркальную дверь шкафа и поднимает глаза на свое отражение. Медленно скользит взглядом по хмуро сжатым в тонкую жесткую линию губам, по колючим глазам, холодно сверкающим в обрамлении теней, пробравшихся под кожу век, и по заросшим темной щетиной скулам.
– Долго? – переспрашивает как-то отрешенно. – Всего