Правила абордажа. Сергей Самаров
бы ему не быть резким. Тем более после такого вечера и после такой ночи.
Полковник пропустил фразу мимо ушей.
– Василию Афанасьевичу удалось оставить под столом на кухне пистолет «ПСС», из которого и производилась стрельба. Экспертиза покажет, что оружие то самое. После этого, по заданию Василия Афанасьевича, его человек в райотделе милиции обратил внимание кого положено на высоту выбоины в стене. Там обсудили и пришли к выводу, что покушение было подстроено самим Тархановым, чтобы отвести от себя подозрения. А если человек отводит подозрения, значит, ему есть что скрывать. Как только Тарханов уехал на работу, сразу провели обыск на квартире. Пистолет нашли. Самого майора заблаговременно предупредили, и он скрылся. Теперь следует ждать, когда он самостоятельно заявится к Василию Афанасьевичу для получения инструкций. Тогда уже будем скрытно вывозить его в Москву.
– А если он поймет, откуда взялся пистолет?
– Понять он не сможет. Он может только предположить. Но Тарханов не тот человек, который будет действовать, не проверив факты. А их проверить он не в состоянии. Ведь подсунуть пистолет могли и сами менты во время обыска.
– Посмотрим, посмотрим, что сможет Тарханов проверить и чем это обернется. – Генерал, казалось, был даже расстроен, что пока операция проходит строго по плану, придуманному будущим начальником отдела.
Полковник Стариков заметил это и усмехнулся.
Рабочий день начался. Дежурный принес сводку, несколько раз заходили с бумагами на подпись. А они все продолжали ждать сообщения о дальнейшем ходе операции.
Генерал позвонил в буфет и заказал завтрак на двоих, когда снизу, из отдела кадров, сообщили, что прибыли по запросу два офицера из частей.
– Пошли кого-нибудь из отдела встретить, – приказал генерал.
– Сам схожу, – коротко ответил Стариков. – Мне с этими людьми работать, я их должен знать.
Стариков вышел из-за стола и смешно дважды полуприсел, выставляя перед собой руки, – имитировал элемент зарядки. Выглядело это уродливо и забавно для генерала, который и в свои пожилые годы десяток раз свободно подтягивался на турнике, и, когда за полковником закрылась дверь кабинета, Владимир Андреевич не удержался и сказал вслух:
– Образованный, говнюк... Кандидат психологических, мать его, наук... Посмотрел бы я, как ты по чужим тылам со своей психологией поползал вместе с Тархановым. Тогда бы она в психопатию у тебя превратилась...
Он достал трубку и набил ее табаком. Раскурил со смаком, со злостью. В последнее время побаливала грудь в межреберье, дважды простреленная еще в молодые годы, в корейскую войну, когда генерал был простым офицером-спецназовцем, и он впрямую связывал эти боли с курением. Но курить тем не менее бросать не собирался.
Полковник вернулся минут через десять. Открыл дверь, заглянул и спросил, показывая при посторонних свое трепетное отношение к субординации:
– Разрешите, товарищ генерал?
– Заходите, – генерал ответил деловито, подыгрывая полковнику.