Год Дракона. Вадим Давыдов
даже ума не приложу. Или врут всё?
– Да нет, не врут, – Майзель чуть изменил позу. – Если бы я серьёзно ко всему, в том числе к хозяйству, ещё и внешне относился – со мной вообще невозможно было бы рядом находиться.
– Что – так воняет?! – приподнял брови Андрей.
– Ты не был прежде таким ехидным, Дюхон, – улыбнулся Майзель. – Это ты от Татьяны набрался, я знаю. Но это славно, я рад. Воняет, да. Ещё как. Кровь с дерьмом – страшно воняют, дружище. Особенно под прямым солнцем.
– Догадываюсь. А ты правда не спишь?
– Нет.
– Что, совсем?!
– Некогда. А метаболизм знаешь, какой? – Майзель хлопнул себя по груди, по голени. – Сто кило без единой жировой клетки. Жру постоянно. Меня ещё и поэтому драконом прозвали. Очень мешает, между прочим. Другие спят по восемь часов, а я столько жру. Представляешь?
– Так это не шутка была – насчёт бычка с укропом?!
– Да какие там шутки. Пойдём, триста граммов вырезки с гарниром тебе должно хватить до вечера, потому что останавливаться по дороге мы не станем.
– Вот же немчура проклятая, – проворчал Майзель себе под нос, выходя из особняка Лиги на улицу. – За мои же деньги не могут накормить меня по-человечески.
– По-человечески как раз пожаловаться не на что, – возразил Корабельщиков. – Это по-драконьи, может, и не еда, а по-человечески – более чем.
– Ладно, ладно, – примирительно приобнял его за плечи Майзель. – Как скажешь, защитничек. Ну, что – ты готов?
К чему ещё следовало подготовиться, Андрей спросить не смог – слова застряли на полпути. Мягко прошелестев шинами по брусчатке – в пешеходной зоне Аугсхайма, где располагалась вилла, арендуемая Лигой, не было асфальта, только брусчатка – перед Корабельщиковым остановилось – остановился – остановилась – бог ты мой, подумал Андрей, это что такое?!
Со звуком поцелуя чуть приоткрылись обе широченные двери, распахивающиеся навстречу движению. Корабельщиков всё ещё не мог шевельнуться, таращась на то, что служило Дракону каретой. Шесть метров неизвестного Андрею материала цвета «чёрная вишня», покрытого чем-то вроде толстого слоя стекла, затемнённые, непрозрачные окна, зеркальная крыша, пучки бело-голубых светодиодов впереди и полоски красных – сзади. Гигантские колёса, закрытые глухими сверкающими колпаками; обилие хрома в деталях – кольца передних фар, окантовка габаритов и тормозных сигналов, дверей и переднего «гриля», воронок выхлопной системы. Двигатель, похоже, работал, но почему-то абсолютно бесшумно.
Так, наверное, выглядела бы золушка-«Победа», преображённая всемогущей феей, чтобы на главном балу Планеты Машин получить венец королевы – отныне и навсегда. Номера на ней смотрелись бы так же нелепо, как хомут на Пегасе. Видимо, поэтому они и отсутствовали. Вообще.
Так и не вымолвив ни слова, Корабельщиков опустился на пассажирское сиденье. Откуда-то сверху и сбоку непостижимым образом протянулись ремни, осторожно, но крепко зафиксировав его, и кресло замурлыкало, точно подстраиваясь под форму тела. Великолепные сиденья