Город над бездной. Алина Борисова
нам случалось прогуливать здесь уроки. Этот парк я действительно любила, и может, не так уж плохо, что он заставил меня сюда выбраться.
В последнее время, с головой уйдя в учебу, я нигде, кроме универа, не бывала, совсем не гуляла и ни с кем не встречалась. Школьные приятели рассеялись кто куда, обживаясь в новых местах и коллективах, моя лучшая подруга, с которой, мне казалось, век не расстанемся, навеки ушла на ту сторону Бездны, а в универе я не приживалась. Нет, я им не мешала, меня не сторонились, но и интересна я никому из них не была. В компанию меня не звали, и домой я обычно ездила в одиночестве.
Мы миновали массивные ворота и словно оставили город за спиной. Вековые дубы шелестели над нами последними засохшими листьями, центральная аллея, прямая и ровная, уходила, казалось, за горизонт. А солнце висело прямо над ней, отражаясь в многочисленных лужах, слепя глаза, заставляя забыть, что это осень, последний бал накануне долгой холодной зимы.
– Знаешь, бывают такие дни, – произнес Анхен, вновь ласково обнимая меня за талию и уже не встречая сопротивления, – они иллюзия, они обман, им не надо верить. Думать, что они что-то там знаменуют собой или к чему-то обязывают. В них можно просто войти и наслаждаться мгновением. Здесь и сейчас. И не важно, что было вчера и что будет завтра.
– Завтра тебе надоест быть мальчиком Антоном в дурацкой шапке, а я так и не пойму, зачем тебе все это было нужно.
– Завтра я и не смогу быть мальчиком Антоном, потому что мальчика Антона не существует. Но сегодня я могу угостить тебя сахарной ватой. Соглашайся, это не слишком дорогой подарок, и ты можешь себе позволить его принять.
Лоток с ватой стоял у нас прямо на пути, и я почти соблазнилась, глядя на мальчишку, с аппетитом отхватывающего зубами огромные куски от пушистого розового кокона на палочке. Но потом вспомнила, что доесть этот шедевр кулинарной мысли до конца мне ни разу не удавалось, зато перепачкаться липким тающим сахаром получалось регулярно. Липкие руки, липкие губы…
– Я не слишком люблю сахарную вату.
– Конечно. А если я предложу тебе шарик с сердечком, ты скажешь, что это пошло?
Шариками торговали у следующего по курсу лотка.
– Чудовищно пошло. Идти рядом с тобой с таким шариком – это все равно что написать у себя на лбу: «Я верю в любовь с вампиром».
Он посмеялся:
– А ты не веришь в любовь с вампиром?
– Я верю, что вон тот мальчик очень любит сахарную вату. Но сомневаюсь, что она отвечает ему взаимностью.
– Видела б ты, как она тает у него на губах, – протянул он мечтательно, лукаво поблескивая глазами, – а еще я знаю детские стишки про бутерброд, мечтавший прыгнуть кому-то там в рот.
– А ты уверен, что эти стихи были написаны лично бутербродом?
Он чуть приобнял меня, посмеиваясь, коснувшись на секунду виском виска.
– Идем. Я знаю, от чего ты не сможешь отказаться, – и, взяв меня за руку, потащил куда-то вбок от главной аллеи, по далеко не самой широкой тропинке.
– Эй,