Богема. Дафна Дюморье
скользить по осыпающимся под ее ногами земле и камням. Найэл попытался подползти к ней, но задел ногой за небольшой валун, и тот, скатившись со скалы, рухнул на берег глубоко внизу. Он понял, что если Мама сделает еще хоть одно движение по осыпающейся земле, то точно так же упадет на прибрежные скалы с высоты пятидесяти или шестидесяти футов.
– Стой там, – крикнул он. – Стой спокойно. Держись за маленький выступ рядом с твоей рукой. Я приведу помощь.
Она посмотрела вверх на него. Она старалась повернуть голову.
– Не уходи, – попросила она. – Пожалуйста, не уходи.
– Надо, – сказал он. – Надо привести помощь.
Он оглянулся через плечо. Вдалеке спиной к нему двигались две фигуры, мужчина и женщина. Он закричал. Они не услышали. Он снова закричал. На этот раз они услышали. Обернулись и замерли. Он замахал руками и закричал что было сил. Они побежали.
Вдруг она сказала:
– Найэл, камни осыпаются. Я падаю.
Он опустился на колени у самого края выступа и протянул руки. Он не мог дотянуться до нее. Он видел, как рядом с ней крошится и осыпается земля. Но она не упала: шарф зацепился за острый камень у нее над головой. Шарф не порвался. Один его конец был закручен вокруг ее горла, другой намертво зацепился за камень.
– Все в порядке, – сказал Найэл. – Люди идут. Все в порядке.
Она не смогла ответить из-за шарфа. Она не смогла ответить, потому что шарф продолжал затягиваться и все плотней и плотней сдавливал ей горло.
Вот так это и случилось. Вот почему мы трое будем всегда помнить толпу, стекающуюся к выступу скалы, и француженку, с горестным воплем бегущую прочь. Всегда и неизменно горестный вопль, всегда и неизменно топот бегущих ног.
Глава восьмая
Было ошибкой разлучать нас. Нам следовало оставаться вместе. Если семья распадается, ей уже никогда не воссоединиться. Никогда не стать прежней. Если бы у нас был обжитой дом, куда мы могли бы прийти, все было бы иначе. Детям необходим дом, место, сам воздух которого им близок и дорог. Мерно текущая жизнь в окружении знакомых игрушек, знакомых лиц. И так изо дня в день, в дождь и вёдро, размеренное существование, не отступающее от раз и навсегда заведенного уклада. У нас не было уклада. Не стало после смерти Мамы.
– У Марии все было в порядке, – сказала Селия. – Ей разрешили уйти и поступить на сцену. Она делала то, к чему всегда стремилась.
– Я не хотела играть Джульетту, – сказала Мария. – Я ненавидела Джульетту. И мне ни за что не разрешали играть в своих волосах – они, видите ли, слишком короткие. Пришлось надевать этот ужасный парик соломенного цвета. Он был мне мал.
– Да, но зато тебе не приходилось скучать, – сказала Селия. – Ты писала мне такие забавные письма. Я их сохранила, и на днях они попались мне на глаза. В одном из них ты писала, как Найэл убежал из школы и приехал в Ливерпуль искать тебя.
– Если бы у нас был свой дом, я бы убегал из школы еще чаще, – сказал Найэл. – А так я убегал всего четыре раза. Но убегать-то было некуда. Из Ливерпуля меня отправили обратно. Папа гастролировал в