Цветные рассказы. Том 1. Саша Кругосветов
можно стать по-настоящему свободным, когда «крыша поехала»? Как можно объяснить – кому он должен объяснять, чьим мнением он еще дорожит? – что другого выхода нет, что так должно было случиться, что нужно позволить себе упасть, чтобы набраться духу и когда-нибудь вновь подняться? Отпустите ее, она ведь просто бродяжка, она еще пьянее меня.
Руслан с трудом уклонился от удара ногой по лицу. Его схватили за пояс и забросили в черную машину, «воронок» по-русски. Элизабет находилась уже там, она горланила: «Когда в садах настало время вишен». Руслан растирал ягодицу, больно бьете лягушатники, и запел по-русски: «А-а-атцвели-и-и уж давно-о-о жрызантэмы в саду-у-у». Развалился на сиденье и попытался достать из кармана брюк сигарету. Да, блин, даже у Гераклита не бывало такого ивента, вот так вот, старушка Бет. Автомобиль рванул, как будто он на старте формулы один. «Et tours nos amours, время вишен», – по очереди орали бродяжка и новичок. «Обделаешься от тебя с хохоту», – сказала Элизабет и в голос заревела.
Полицейские тоже хохотали, глядя на них через решетку. Ты искал покоя, приятель, теперь у тебя будет навалом этого дерьма. Ешь, пусть хоть из ушей полезет. А того, что ты хотел, этого паскудства ты не получишь. Ты в парижской полиции, никакого блядства в обезьяннике мы не допустим.
Неплохо бы попросить телефон. Я свой потерял где-то на галерее. А кому звонить? Не Лизе же. Тем более – она сменила симку. Наташе – хорош бы я был. Знаешь, я в парижской полиции по обвинению в злоупотреблении алкоголем, нарушении общественного порядка, попытки публичного совокупления в общественных местах, не могла бы ты, Наташенька, подъехать в Париж, внести залог, дать поручительство, объяснить, какой я благонадежненький – раз, необыкновенно талантливенький – два, общественно-значимый, блин-три.
Suum cuique – всякому своё, каждому по его заслугам. У тебя гераклитова водянка. Это твой Бухенвальд. Водянку лечат дерьмом, терпением и одиночеством. Я знаю, ты попытаешься, ты будешь что-то делать. Но ты уже понимаешь – Лизы в твоей жизни больше нет. Семьи нет. Профессии, ты ведь танцовщик, давно уже нет. Бизнеса нет. Близких нет, жилья нет. Что-то еще есть. Мысли, намерения, желания, твой мозг, слишком развитый для балеруна, у него еще есть какие-то мысли, представления о жизни. Что-то еще есть. Но скоро и этого не будет. Это лишь дело времени. Второй космической скоростью ты летишь прямо в миры Элизабет и Максимилиана.
Грузовик затормозил, и Элизабет опять прокричала что-то невнятное. Полицейский открыл окошко и сказал, что, если они оба не заткнутся, придется разукрасить юшкой их пьяные рожи. Элизабет упала на пол и громко завыла. Руслан же устроился поудобнее и предавался в этот момент размышлениям о высоком. Бродяжка отбивала ногами по полу: «Нет, не забыть мне это время вишен».
В машине оказались два педераста, – двери открывали, закрывали, кто-то визжал – они плакали от смеха, глядя на лежащую на полу Элизабет. Руслан хотел закурить, но ни сигарет, ни зажигалки не нашел, хотя точно помнил, что полицейские не шарили по карманам.
– Если