Матка. Татьяна Шуран
никакого движения.
…
Прошло несколько суток. Ничего.
…
Ничего. Вообще никаких изменений.
…
Оболочка стала застывать. Не чувствуется ни движения, ни дыхания. Отверстия остались, но чтоб я провалился, если туда сунусь, а в остальном – совершенно непроницаемый каркас, и он с каждым днем все больше снова напоминает каменный. Если там внутри что-то и есть, то я об этом не знаю.
…
/Несколько следующих друг за другом изображений кокона, который обретает все более грубую фактуру и тусклый цвет, в итоге превращаясь в черный с едва заметным темно-зеленым отливом/
…
То, что я вижу в данный момент, больше всего на свете напоминает габбро. Хоть сейчас иди облицовывай мостовую.
…
Из книги Чероны-Бели «Открытие памяти»:
Следующая запись отца относится к периоду спустя около года. Метаморфозы кокона в конце концов привели Тасманова в такое неуравновешенное состояние, что он перестал вести дневник, а после появления Матки он вообще на немыслимо долгий для себя срок забросил работу и вернулся к исследованиям уже в совершенно изменившихся обстоятельствах. Представленные записи – единственный источник информации о рождении Матки; обстоятельства ее появления в человеческом мире и подробности ее отношений с отцом были известны только им двоим, и о событиях, произошедших до следующего возобновления записей отца, ничего не могу сообщить даже я.
Глеб.
Первое мгновение после пробуждения, как это с ним часто бывало в последние несколько недель, у Тасманова возник провал в памяти. Показалось, что ему восемнадцать лет и он снова в мастерской в одном из сумрачных столичных переулков, он только удивился, что вместо окон прозрачный потолок.
Потом из темноты послышался скрежет, словно водили камнем о камень, и Тасманов вспомнил, что именно этот звук разбудил его, а следом в память вернулись и предшествующие события. Шорох доносился из кокона, который последние несколько недель не подавал никаких признаков жизни.
Тасманов окончательно проснулся и с трудом поднялся с кушетки. Судя по ночному небу, видневшемуся сквозь прозрачный купол над мастерской, время было позднее, но Тасманов уже давно пребывал в своего рода забытьи, непрерывно дежуря возле кокона и погружаясь в тревожную полудрему, только если совсем не оставалось сил. Не то чтобы он заставлял себя совершать трудовые подвиги, просто не мог успокоиться; к тому же им владел предрассудок, что чем сильнее он будет переживать, тем вероятнее окажется благоприятный результат.
Тасманов устало поднялся и сделал несколько шагов к кокону, когда изнутри последовал удар, совсем не похожий на прежний робкий шорох; от нового удара по каменной поверхности побежали трещины, и в следующее мгновение верхняя часть кокона разлетелась на куски. Над проломом стремительно развернулись огромные многослойные полупрозрачные крылья, появилось несколько длинных тонких конечностей, поднялась причудливая