Будильник в шляпной картонке. Энтони Гилберт
мотивы я вам уже изложила.
– Это не ответ на мой вопрос, миссис Росс. Я вынужден просить вас рассказать суду, не считал ли ваш муж, что у вас имелись и другие причины, чтобы видеться с Гарри Россом.
– У него не было никаких оснований для этого.
Тут вмешался судья:
– Вам следует ответить на этот вопрос, миссис Росс.
Она вскинула голову:
– Если ему угодно было подозревать, что у меня романтическая привязанность к его сыну, то он ошибался. Между нами огромная разница в возрасте. Сама идея абсурдна.
– Тем не менее он подозревал нечто подобное?
– Делал вид, что подозревает.
– А до того дня он делал намеки такого рода? Говорил о своих подозрениях? К примеру, когда запрещал вам видеться с сыном?
– Я не могла допустить, чтобы моим поведением руководила мысль столь… низкая! – Голос ее на последнем слове возвысился, зазвенел и эхом прокатился по залу. Хокс, однако, остался невозмутим. Он продолжил свои расспросы. Поинтересовался, часто ли бывала она в съемной комнате Гарри. Не приходила ли ей в голову мысль, что это неприлично. Ведь Гарри очень привлекательный молодой человек, не так ли? Не пришлось ли ему сменить адрес после того, как она стала его навещать? Разве не факт, что его первая квартирная хозяйка возражала против того, чтобы к жильцу захаживала замужняя женщина? Каждым своим словом Хокс старался создать у присяжных образ неверной жены, отчаявшейся перед лицом позора, нищеты, краха. Я вглядывался в лица своих соседей. Похоже, обвинитель их убедил. А физиономия Хокса меж тем приобретала выражение, которое бывает у охотника, когда он настигает добычу. Она выражала ликование, почти злорадство. Жалости он не знал и сострадания тоже.
Отстал он от нее, только задав свой последний вопрос:
– Миссис Росс, мне осталось спросить вас только об одном. Сказали бы вы… Могли бы вы сказать, что были счастливы в браке?
Тут он загнал ее в угол, и оба они это знали. В зале установилась мертвая тишина.
– Нет, – не сразу отозвалась она своим низким и внятным голосом. – Счастлива я не была, но, тем не менее, мужа не убивала.
– А он, он догадывался о том, что вы несчастны? Вы говорили ему о том, что жизнь с ним вам ненавистна?
Виола Росс тут сникла, будто в последнюю свою фразу вложила все до капли остатки сил. Впервые она посмотрела на него умоляюще, но, не встретив сочувствия, сумела лишь тихо проговорить:
– Не знаю. Просто не знаю, и все.
– Ну-ну, миссис Росс, так не бывает. Как можно не знать, говорили вы мужу, что жалеете о том, что вышли за него замуж, или не говорили?
– Чего только сгоряча не скажешь… – прошептала она.
– Но не такое же!
Тут, благодарение богу, вмешался судья. Наклонившись в сторону подсудимой, он произнес:
– Миссис Росс, если вы припомнить не можете, то, значит, не можете и ответить на этот вопрос. И не обязаны отвечать.
На моих глазах физиономия Хокса окаменела так, что лишилась всякого выражения. Только взгляд сверкал, не суля подсудимой ничего доброго. Что ни говори, а, несмотря на вмешательство судьи, он добился цели,