Ураган в сердце. Кэмерон Хоули
прикинул, что, одолев за час и двадцать минут сорок две мили до Нью-Ольстера, легко сдержит обещание, данное мистеру Краучу, заехать до половины девятого к нему домой с гранками отчета для акционеров.
Он заметно устал, впрочем, не больше, чем обычно, после двух дней в Нью-Йорке, а потому его вовсе не беспокоило ощущение чего-то непривычно гнетущего. Правда, он выбился из графика подготовки традиционной конференции по продажам: до нее оставалось всего пять недель, а большая часть сценария еще не написана, – но и тут никаких особо серьезных тревог не возникало. Ему всегда лучше работалось, когда время поджимало. Отныне и до срока не будет у него больше потерянных вечеров и прощальных вечеринок по случаю отъезда Кэй. Все это завершилось сегодня утром веселым сборищем у нее в каюте, куда на икру с шампанским набилось полно народу и откуда его наконец-то вызволил отходной гудок, даровав возможность вернуться в рекламное агентство на совещание по случаю назначения (за счет «Крауч карпет») нового арт-директора, где тот поделился своими планами.
Когда он покидал Нью-Йорк, солнце еще не зашло, но небо укуталось серой пеленой еще раньше, чем он переехал Делаверский мост: в воздухе пахло грозой. И вот, стоило ему въехать для поворота на крутую, формой схожую с трилистником, развязку, как по ветровому стеклу застучали капли дождя. Дворники оставляли маслянистый след, и он нажал кнопку омывателя. Струйками брызнула вода, дворники ее подхватили, и стекло очистилось. На светофоре шоссе горел желтый, но он успел лихо повернуть, прежде чем цвет сигнала сменился на красный. Большой конверт с типографскими гранками соскользнул с соседнего сиденья, как будто напоминая обо всем том, что предстояло сделать, чтобы отчет для акционеров успели разослать по почте во вторник. Типография держит формы на печатном станке, ожидая, когда поступит окончательное «добро», которое мистер Крауч даст, если сегодня вечером все утвердит.
Ничто не предвещало беды, не было предостерегающих симптомов. Боль поразила не как удар, она будто явила свое присутствие, мгновенно разлившись по всему телу, неослабевающая и неумолимая. Несмотря на ошеломляющую ее силу, не было ни тумана в сознании, ни потери каких-либо физических способностей. На деле чувства его заметно обострились. Впереди виднелась мигающая вывеска: вначале шли желтые буквы «ЗАКУСИ», а следом красные «У СЭМА», – он видел ее настолько четко, что позже вспомнит о недостающих в наборе двух лампочках – одной на пересечении в букве «У», а второй в букве «С», отчего та казалась рассеченной.
При первом же удобном случае он свернул с шоссе и, едва добравшись до ближнего края мощеной стоянки рядом с закусочной, резко остановил машину. Откинувшись назад, вытянул ногу к тормозной педали, расправил плечи и выгнул спину, надеясь, что это принесет ему облегчение. Однако боль ничуть не уступила. Он сделал глубокий вдох. Боль оставалась, застывшая и неизменная. Он попробовал срыгнуть, пытаясь избавиться от тисков, которые, казалось, вот-вот порвут ему легкие. Не получилось. Зато теперь появился кислый привкус чизбургера, который он проглотил за несколько миль до этого за стойкой придорожного кафе. Тошнота подсказала причину плохого самочувствия и одновременно обнадежила. Он вылез из машины, затем, согнувшись и натужившись, сунул пальцы в рот, стараясь вызвать рвоту. Не вышло.
С целью купить таблеток от боли в желудке, он зашагал в сторону освещенных окон закусочной, позже у него будет случай припомнить это. Решение вполне логичное, поскольку, как выяснится из его истории болезни, у него частенько случались небольшие желудочно-кишечные расстройства и к приему патентованных препаратов он был привычен.
Ко входу в закусочную вели три ступеньки. Дверь была раздвижная, и, когда он потянулся, чтобы сдвинуть ее в сторону и его ладонь скользнула по ручке, он осознал, что пот катится с него градом.
Из заведения вышли трое, двое мужчин и девушка, оттесняя его обратно со ступенек. Шатаясь, он неловко спустился. Один из мужчин, глянув на него, слегка подтолкнул локтем другого. Оба рассмеялись.
Он снова забрался по ступенькам и вошел в закусочную. Справа находилась касса, которая в тот момент пустовала. Он подождал. В закусочной, казалось, стояла жуткая духота. Было ощущение, будто он насквозь промок. На его снятой с головы шляпе можно было увидеть потемневшую от пота ленту. Он попробовал привлечь внимание официантки, но та болтала с тремя мужчинами у стойки и, даже обратив на него внимание, не сдвинулась с места.
Впоследствии он будет уверять, что в тот момент не подозревал, насколько серьезно его положение, однако это никак не согласуется с тем фактом, что он предпринял попытку кому-то позвонить по телефону. Кому он собирался звонить, вспомнить, однако, не сможет. Тем не менее память четко сохранила, как он прошел половину зала, направляясь к телефонной будке, обнаружил, что у него нет монетки, вернулся к кассе, как увидел, что официантка все еще болтает с мужчинами у стойки.
И тут он упал.
Почти наверняка произошла временная потеря сознания, и все же в памяти нерушимо сохранилась последовательность событий. Он ощущал не падение, скорее замедленное оседание, как его тело, размягченное духотой, бесформенное, словно мокрая тряпка, шлепнулось на неподатливый