Ураган в сердце. Кэмерон Хоули
мистер, валили бы вы отсюда. У нас тут нельзя ничего такого.
– Позвоните… – начал он, а потом, смешавшись, старался вспомнить, кому он собирался звонить по телефону.
– Я не смогу никуда позвонить, мистер, – сказала официантка, причем на некрасивом ее лице если что и двигалось, то только подбородок. – Телефон-то у нас платный. У вас есть монетка?
Он попытался сесть, тужась под тяжестью камня и думая о бумажнике, который где-то внизу, под ним, а потом четко вспомнил, что пытался разменять деньги, и в руке у него зажата долларовая бумажка. Он нашел ее, смятую и намокшую. Но девушка уже пропала.
Дверь была открыта. Он чувствовал, как сквозняк выстуживает ручейки пота на шее. Официантка звала кого-то снаружи голосом, взлетавшим до надрывного вопля.
Послышались шаги: кто-то вошел.
– Не волнуйтесь, мисс, успокойтесь.
Он поднял взгляд на вопрошавшее лицо, казавшееся зловещим в тени широких полей шляпы полицейского штата. Теперь в нем шевельнулся страх: не от того, что с ним приключилось, а от того, что ему могут не поверить. Собрав все силы, какие смог, он выговорил:
– Я не пьян, – стараясь при этом отчаянно направлять слова вверх. Увы, они были столь невесомыми, что, казалось, застревали у него в горле, вызывая удушье.
Шляпа делалась все больше по мере приближения, лицо высвободилось из тени, показался громадный нос, который обнюхал его, издавая сопящие звуки.
Нос удалился.
– Не волнуйтесь, мистер, успокойтесь, – произнес полицейский обыденно заученную фразу, что, как ни странно, действовало ободряюще. – У вас случались с сердцем перебои?
Он отрицательно повел головой, пытаясь сказать, что знает, в чем проблема, всего лишь нелады с желудком. С его сердцем ничего не могло случиться, ведь оно у людей слева. Боль же была совсем не там, она сидела посредине груди.
Но шляпа пропала еще раньше, чем он смог хоть что-то выговорить. Желание спорить исчезло, выдавленное из сознания сокрушающей тяжестью.
Шляпа вернулась.
– Так, мистер, мы вам сейчас подпустим кислород, должно полегчать. Вреда вам никакого не будет.
Опустилась маска, закрывая ему рот и не давая возможности говорить.
Тут, должно быть, последовало явное притупление восприятия, хотя полностью сознания он не терял, по крайней мере, он на том настаивал. Он вспомнит, как полицейский попросил разрешения вынуть бумажник у него из кармана, даже припомнил, как забеспокоился, вдруг там не окажется водительских прав. Помнил он и то, как ему сказали, что «Скорую» вызвали, хотя не было ясного осознания, сколько времени прошло, пока та приехала, не сохранила память и четкого представления о том, как его переносили: помнил лишь, что ощутил холодные брызги дождя у себя на лице.
Полностью сознание прояснилось уже в мчащейся «Скорой». Впрочем, в пограничном состоянии трудно было избавиться от неразумия. Так, например, показалось, что он уже проехал большое расстояние (весь путь занял чуть менее трех миль