Папина автобиография. Вячеслав Тельнин
ли: строить себе должны. Это дом, квартира. Раньше ведь строили таким образом: надо строить – вот строй себе дом, городи там, делай, как хочешь, что хочешь, а не так, чтобы там квартиры какие-то выделяли, получали. Ну, может быть, кому-то и выделяли, но в то время было так, что сами строили, сами себе. Ну и мы тоже сами стали строить. Вот, они, значит, себе построили домик – ну дом какой-то, крышу сделали. В общем, что за лето сделали, осенью уже скашивали – там траву скашивали, затем эти всякие – собирали картошку и все прочее оформляли.
И мы на свежем месте, где вот раскопано было – картошка, на картофельном поле дом-то и постоял у нас. Построенный там был. На картофельном поле. И рядом ходили трактора. Я помню, вот шел, значит, (колесники трактора – не гусеничные, а колесники) колесный трактор, за собой тащил плуг. Там два—три лемеха, ну, сколько-то лемехов. Они, значит, землю вырывали и выкапывали картошку, а люди собирали ее. А мы, ну мне четыре года, а Владимиру два года примерно (примерно – так возраст такой был осенью). И я помню, что вот машины эти – плуг шел, выкапывал, а за ним летели вороны да там всякие птицы какие-то большие. И они, значит, плугом выковыривали землю, разрушали гнезда, в которых мыши летом жили. И они бежали, а эти летели, видели, что бегут, ловили их и там пожирали.
А —тракторист-то, значит, мужик большой который: «Иди мальчик, садись». Мне: «Садись со мной, и поехали». Посадил меня, значит, к себе в кабину, а она открытая такая – все это и, значит, руль. «На вот руль. Крути руль – все такое». Я взял его: ух, ты – и так и сяк – не мог никак – крепкий такой. А мужик ехал и запросто, значит, поворачивал. Какой, думаю, мужик сильный! Как это он руль этот крутит, и трактор этот самый поворачивает и все такое! Вот этот я момент запомнил: что он такой сильный и что он так это может.
А родители тут где-то около дома, и мы там какое-то время проехали – круг или два ли там, сколько он там ездил. Они же не то, что бог его знает, куда они кругами как-то ездят, тоже что-то там делают. И когда ехал – все это смотрел по бокам: как это сзади летали эти вороны, как они ловили этих – это интересно же, страшно интересно! Что ты! Тебя вот ребенка такого запусти, и ты бы поехал. В общем, мы какое-то время проехали, я знаю, что затем меня выпустили около дома тут, и я пошел домой. А спать – ночевать-то мы, видно, на место сюда в город приходили, а днем туда переходили. Вот это я помню, как строили. Затем, когда этот дом построили, ну как построили? Так построили, что можно ночевать там. Печку уже затопили, спать можно. Уснешь там, и все такое. Ну, было еще так это. Можно было: там кровати поставили, мы спали. Зимовали.
Как мы там зимовали первый год – я не помню. Я знаю, что мы там как-то зимовали, уже полностью освоились. Был дядя Ваня – это муж тети Поли, поляк по национальности. Вот он что-то такое говорил: что-то сладкое – значит «лехмусье». «Лехмусье». Вот это я помню. «Лехмусье» – сладкое что-то значит такое. Ну, а так он чисто по-русски говорил и все. А в армию его не брали, потому что он был, как бы не русский, иностранный гражданин. И не военнообязанный.
А мать оттуда уволилась, где кем-то она работала и на