В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле. Отсутствует
Б. Л. Дзердзеевскому – заслуженному полярнику. Он посмотрел на меня внимательно и сказал: «Нет. Мы найдем Вам здесь место. В крайнем случае – на Загорском стационаре». Проф. Б. Л. Дзердзеевский в 30-е годы руководил метеорологическим обслуживанием всех экспедиций в Арктике, был на зимовках, в том числе на о. Рудольфа в течение всего времени дрейфа «СП-1». Он прекрасно представлял меня в этих суровых условиях Арктики.
После окончания аспирантуры я один месяц была лаборантом. Затем получила место в штате – м.н.с. в отделе климатологии и гидрологии. Это был заключительный момент моей аспирантской жизни.
Завершение нашей учебы и на географическом факультете МГУ, и в аспирантуре Института географии совпало с событиями, глубоко потрясшими не только нашу страну, но и мир. Март 1953 г. – смерть Сталина – растерянность и слезы у студентов и профессуры. 1956 год – доклад Н. С. Хрущева на XX съезде КПСС. Эти оба события за короткий период времени с такой огромной «психологической амплитудой» – нас можно было только пожалеть. Хорошо известно, что содержание доклада оказалось столь чудовищным, что быстро вышло за пределы не только осуждения «Культа личности». Недаром соратники, еще находящиеся у власти, осудили Хрущева: «что он творит, не ведает что!» (М. Геллер, А. Некрич. Утопия у власти. Лондон, 1986). Это действительно было так. Но все восприняли это, как надежду на «большие перемены».
Все-таки хочется заметить, что не все так воспринимали это событие, как молодежь, воспитанная в традициях советской идеологии. По-другому отнеслось к этому старшее поколение, в своем большинстве – интеллигенция. В сталинские годы многие, кому повезло не стать жертвами, были свидетелями, молчаливыми наблюдателями. Их реакция была как торжество справедливости, пусть с запозданием, но свершившееся. Вспоминая своих самых близких, скажу, что их ничего не удивило в этом «откровении».
Подобно цепной реакции эта весть распространилась по всей стране и вышла за ее пределы, охватив, прежде всего, страны социалистического лагеря. В те дни мы горячо обсуждали, сопереживали, с напряжением слушали информацию, сообщения по радио и в печати о событиях, в центре которых стояла Венгрия. Вряд ли до нас доходила правда. Правдивая картина этих событий была освещена позднее, в частности, все в той же монографии, указанной выше. Наше восприятие было таковым, что в первые дни еще можно было открыто и смело выражать свое мнение. При этом в моем аспирантском окружении все были единодушны. И вдруг замолчали, оставив как бы все при себе. Более того, среди нас были такие, которые кардинально изменили свое мнение и стали поддерживать официальную линию. Это были те среди нас, кто был ближе к партийной «кухне». Нам же оставалось ясным одно, что «слова» могут быть для нас опасными. Замолкли наши дискуссии. Венгерские события вошли в историю как «кровавая осень 1956 г.».
Борис Львович Дзердзеевский
В год моего прихода в ИГАНе во главе отдела климатологии и гидрологии