Рыжая племянница лекаря. Мария Заболотская
там происходит. До чего ж ты глупая!
– Так объясни мне, чтобы я хоть в чем-то сравнялась в уме с тобой! – огрызнулась я.
– В старом крыле живут люди господина Огасто! – прошептал Харль, оглянувшись перед тем по сторонам.
– Эка невидаль! – снова ничего не поняла я. – Разве каждый в этом доме – не человек его светлости?
– О-хо-хо, – вздохнул мальчик, поняв, что я искренне недоумеваю. – Твоя голова и впрямь пуста, как кастрюля после ужина! Неужто ты не слыхала, что герцог Огасто – человек пришлый? Не слепа ли ты, часом, на оба глаза? Разве не видно за версту, что он чужак в этих краях?
Что-то эдакое я уже слышала от дядюшки, но, как мне показалось, он просто напускал на себя таинственный всезнающий вид. Я решила выпытать у проныры Харля все, что смогу. Мысленно посоветовав себе не обращать внимания на наглый тон мальчишки, я кротко попросила его помочь мне со сбором лекарственных трав для нужд лекаря, если он сам ничем не занят. Харль признался, что сбежал от учителя, нанятого для него матушкой, и охотно согласился. Я заподозрила, что он затем прихвастнет перед своими приятелями, такими же лоботрясами, будто завел шашни с рыжей девицей, но и с этим пришлось смириться – вряд ли кто-то другой захотел бы со мной откровенничать.
Чуть позже мне пришлось скрепя сердце поблагодарить его и за то, как сноровисто он провел меня по узким городским переулкам к месту, где можно было легко перебраться через остатки городской стены. Сама бы я нипочем не отыскала эту тропинку, ведущую к заброшенному полю около развалин старого фермерского дома, некогда стоявшего в отдалении от остального предместья. Лопухов, полыни и чертополоха здесь обнаружилось превеликое изобилие – давно уж этих земель не касался плуг землепашца, угодья одичали и перешли в ведение полевых и лесных духов, только и поджидающих, чтобы вернуть себе утраченные некогда владения.
Солнце припекало все сильнее, в воздухе дрожало марево, неподалеку два аиста бродили по пригоркам в поисках ящериц и лягушек, а над нашими головами чирикали потревоженные воробьи, перелетавшие с куста на куст. В душе моей воцарился покой. Впервые я подумала о нашем с дядюшкой доме в Олораке безо всякой тоски – до этого он часто снился мне, и при виде зеленых предместий тех городов, что мы обошли, всегда вспоминалось, как тиха и размеренна была наша жизнь когда-то.
За то время, пока мы с мальчишкой собрали корзину всяких пожухших стеблей, названия которым я придумывала на ходу, переняв это умение от дядюшки Абсалома, мне удалось разузнать многое о жизни во дворце герцога. Харль был отъявленным сплетником и хранил в своей памяти бесчисленное количество мелких тайн. Природа одарила его хорошо подвешенным языком, и об этом мальчишка знал. Должно быть, его красочные истории здесь выслушивали, затаив дыхание, и он порядочно обнаглел, привыкнув к всеобщему вниманию, – я не раз замечала это дурное свойство у многих балагуров и талантливых рассказчиков.
– Значит, господин Огасто совсем недавно прибыл в ваши края? – спросила я первым