Конец света. Василий Головачев
коллега.
– В общем, да… есть проблемы, – после паузы начал толстяк. – Инфламмасомы эгана пока не достигают необходимых величин, мешает естественное обновление организма, и тело испытателя не сгорает полностью.
– Почему?
Толстяк криво улыбнулся.
– Большинство клеток тела полностью заменяется новыми. К примеру, пока я это говорил, в вашем организме сменилось около ста миллионов клеток. Продолжительность жизни клеток крови варьируется от нескольких часов до месяца, тромбоциты существуют девять дней, время жизни микротрубок нейронов составляет около десяти минут, актиновые филаменты в дендритах вообще существуют всего около сорока секунд. Приходится постоянно программировать рост инфламмасомы…
– Ещё короче, пожалуйста.
Толстяк вспотел.
– Мы начали с сердца, его клетки наиболее устойчивы к замене клеточного материала…
– Поэтому нам удалось задерживать срабатывание эгана пока только на трое-четверо суток, – закончил Калажников. – Полного сгорания не получается, но процесс понятен и будет скоро доведён до финала.
– Почему же люди… судя по свидетельствам… сгорали полностью, а ваши испытатели – нет?
– Мы работаем над этим, Адольф Эмильевич, добились сгорания самого устойчивого органа – сердца. Можем продемонстрировать вам первый образец.
– Так уж и первый? – прищурился Коржевский.
Калажников развёл руками, не смущаясь.
– Ну… говорят… и Гагарин не первым летал в космос?
Заместитель директора ФСБ встал.
– Идёмте.
Переглянувшиеся руководители «Востока» последовали за ним.
Испытательный полигон, как его называли сотрудники «корпорации», а на деле секретной лаборатории ФСБ, располагался на третьем подземном уровне, на глубине двенадцати метров.
Спустились вниз, прошлись по широкому светлому коридору с десятком белых дверей под номерами, остановились перед мощной трёхметровой дверью с рядами контрфорсов и круглых выступов.
В потолке коридора загорелась алая звезда, развернулась в луч сканирующего лазерного устройства, скользнувший по остановившимся мужчинам, в стенах загорелись вертикальные синие огни.
– Со мной, – равнодушно бросил Калажников.
Створки двери с тихим гулом разошлись в стороны.
Взору гостей стал доступен большой зал, разделённый прозрачными и полупрозрачными перегородками на отдельные секции.
Калажников повернул направо, минуя две прозрачные колонны, внутри которых струились снизу вверх очереди цветных воздушных пузырей. Остановился на пороге секции, напоминающей хирургическую операционную, заставленную приборными стойками и консолями. Посреди бокса располагалось устройство с подвешенным лежаком, напоминающее томограф. В помещении работали за столиками с экранами мониторов две женщины в серых комбинезонах. На вошедших они не обратили никакого внимания.
– Акцептивный