Врата Галактики. Михаил Ахманов
Метатель плазмы таскал, восьмую модель… Тоже почтенная древность, но с этим, – он прикоснулся к винтовке, – и сравнить нельзя.
– Ну, не знаю, не знаю, – сказал папаша Эмиль, перемещаясь к стойке. Он нацедил себе пива, выпил, вытер усы и задумчиво произнес: – Кто-то в нашем семействе непременно Зимний брал – если не прадедушка Эйно, так его прадед. Все одно, ружье – семейная реликвия и историческая ценность. Грех такой штукой торговать.
– А ты не торгуй, ты обменяй, – предложил Командор. – Я тебе свой парадный мундир отдам со всеми регалиями. Закажешь мою статую из виниплекса, в форму оденешь и усадишь на этот табурет. А на столе надпись сделаешь: тут коммодор Тревельян-Красногорцев пил ром из пьяного гриба. Народ к тебе валом повалит!
– Неплохая мысль, – согласился папаша Эмиль. – Только поверят ли, что это взаправду?
– Я тебе подтверждающую запись пришлю со своим личным кодом, – пообещал Командор и принялся стягивать башмаки.
– Погоди! – взволновался старый бармен. – Как ты без одежки? Глайдер у тебя с подогревом, однако у нас тут не Таити. Опять же, думаю, на базу едешь, на Олимп… Добро ли туда явиться без штанов и босиком? Спросят, чего ж ты так, и что ответишь? Дескать, папаша Эмиль, старый злодей, напоил и раздел… Нехорошо! Ущерб для репутации!
– Не суетись, – произнес Командор, сбрасывая китель с серебряными «спиралями». – Не гони волну, старина, а сходи к машине и принеси контейнер с моими вещичками. Полевую форму надену. Раз вызвали меня, значит, есть приказы, а с ними лучше знакомиться в полевой форме.
– Почему? – спросил папаша Эмиль.
– Меньше времени на сборы. Ты иди, иди! Да приготовь мне две бутылки рома, с собой возьму. Крепкое пойло эта «Невинность», давно не пробовал… – Командор расстегнул пояс и снял парадные брюки, бормоча: – Крепкое и на душу ложится… Как ляжет, так сразу полегчает… А чтобы совсем полегчало, надо на мостик взойти и скомандовать залп из всех орудий! Жабам[26] в пасть, будь они прокляты, твари зеленые!
Папаша Эмиль притащил контейнер, и командор переоделся. Потом велел уложить бутылки, спрятал в контейнер штык и обойму с патронами, а винтовку надел на плечо. Допил ром, распрощался со старым барменом и зашагал к своей машине. Минут через двадцать шоссе сначала пошло вверх, а затем принялось взбираться зигзагом на каменную грудь Фарсиды, петляя, поворачиваясь, проскальзывая в извилистые тоннели. Ром плескался в желудке Командора, его голова свесилась на грудь, веки сомкнулись. Он позволил себе задремать, благо езды до базы «Олимп» было еще более семи часов.
И снилось ему, что стоит он в своей каюте на флагманском крейсере «Паллада», стоит и смотрит на переборку с портретом красавицы Линды, который он так и не снял, глядит в ее знакомое, такое милое лицо и не испытывает горечи – впервые за последние шесть месяцев. А после изображение Линды словно бы мигнуло и исчезло, и вместо него Командор увидел старинную винтовку, на том же самом месте, на серой
Жабами на Флоте обычно именуют дроми – за отдаленное сходство с земноводными. Флотский жаргон не обошел вниманием и другие расы: хапторов зовут рогачами, а кни’лина – плешаками.