Прорыв осады. Игорь Огай
бегства. В гостиницу ты пока не ходи, переночуй лучше здесь. Я тоже останусь – в кабинете лягу. Семен, ты?
– Я… – Филиппыч колебался недолго. – Нет, ну а чего туда-сюда мотаться? Тамаре я позвоню, чтоб не ждала.
– Вот и славненько. Федю в магазин отправь, перекусить чего-нибудь…
– В магазин? – Филиппыч оживился. – Можно, конечно, и в магазин. Войны, во всяком случае, сегодня больше не предвидится.
Шеф было посмотрел на него строго, а потом махнул рукой.
– Ладно, разрешаю. Тем более возвращенье отметить… Но чтоб не больше ста граммов на брата!
– Я щас, – живо отреагировал Филиппыч и скрылся за дверью.
Потапов проводил его взглядом и покачал головой.
– Вот и не скажешь ведь, что шестой десяток мужик разменял… Ты, Паша, здесь ляжешь? Ну и хорошо. Пошли в кабинет, не на койке же праздновать.
Про сто граммов Шеф сказал не зря, иначе двумя литрами на четверых дело бы точно не ограничилось. То ли вмешался выделенный за день адреналин, то ли общее возбужденное состояние духа. А может быть, сказались медикаменты инков, вколотые Филиппычем… Так или иначе, водка не брала Шефа, потому что за два часа посиделок тот не выцедил и трех рюмок. Филиппыча, потому что свою норму тот знал строго. А Павла с Федором – просто так. В результате к объявленному Потаповым отбою в час ночи они пришли почти трезвыми, несмотря на скудость закуски и употребление львиной доли наличествующей выпивки.
Чувствуя себя обманутым, Павел буркнул что-то грубое увязавшемуся следом за ним Федору, проследовал в назначенный ему для ночевки карцер и увалился, не включая света, на застеленную клеенкой койку без подушки. В голову, как назло, перли мысли, причем не по делу, а по жизни. По всей его беспутной, если уж честно, жизни, начиная с учебки спецназа, куда угодил сразу после армии не столько по призванию, сколько вопреки его отсутствию, и далее через все замысловатые коленца, которые выписывала кривая… Первая командировка в Чечню в девяносто пятом, ранение, выздоровление – как будто кусок из подсмотренного краем глаза сериала: давно, смутно и совсем не трогает. Вторая командировка, плен, полгода прозябания в яме – хуже, чем у скота в соседнем хлеву. Это уже куда как ярче, и самой яркой краской через все то время – надежда, злость, разочарование. Сначала надежда, что свои вот-вот ринутся и выручат. Потом злость, что не ринулись. И наконец, перелом – новая оценка своего места в военно-политических играх страны. А следом и равнодушие ко всему вплоть до собственной жизни… Что там дальше? Выкуп? Да, это тоже было. В тот самый миг, когда уже не то что злости – равнодушия не осталось. Месть? Вцепиться мучителям в глотки и рвать до последнего? О чем это вы? Забудьте, дайте лучше забиться в угол потемнее и оставьте в покое… Либо сразу пристрелите – тоже неплохой вариант. Вполне уважительная причина для комиссования с постстрессовым синдромом. И тут же следом: пропитая вплоть до кухонной плиты мебель из «однушки» в Строгине, снова злость, но теперь уже на себя – пьянь и тряпку, а потому довольно быстрая