Светорада Янтарная. Симона Вилар
на невольничьем рынке в Ставрионе. Однако цену за нее такую заломил, что хоть ромеи и присматривались к красивой тиверке, но купить никто не решился. Фарлаф же запил сильно. Почитай, больше двух недель пил, пьяный ругался со всеми, а то и в драку лез, даже связывать его приходилось. А как потом проспался да узнал, что его Голубу еще не купили, так и кинулся на рынок, забрал ее. Но тут сам глава русских купцов, киевский боярин Фост, стал уговаривать Фарлафа вернуть девушку на торги. Этот Фост, тоже не единожды бывавший в Царьграде, знал, что по обычаю местный градоначальник Юстин Мана отбирает себе часть дани товаром. На этот раз Юстин указал в числе прочего на красивую рабыню Фарлафа. Ее уже и собирать стали, когда Фарлаф вдруг опомнился и забрал любимую. Эпарху за нее предложили другой подходящий дар. И вот тут нашла коса на камень: заносчивый Юстин вдруг разобиделся и начал делать гадости купцам с Руси.
Какие это могли быть гадости, Светорада вполне представляла. Власть эпарха в Константинополе была огромной, и все законы были на его стороне. По предписанным указаниям прибывшие купцы, имущество которых старательно описывалось нотариями эпарха, должны были распродать весь товар на рынках столицы в положенный срок, заранее оговоренный. Но больше этого срока купцам оставаться в Царьграде не разрешалось – в противном случае им грозила конфискация оставшихся товаров и бесцеремонная высылка. И так уж постарался сделать Юстин, что русы, несмотря на заинтересованность местных торговцев, мало что успели продать из привезенного. Их то на торги не пускали неделями, то такой налог с продажи вводили, что торговля превращалась в сплошное разорение. Вот и вышло, что поход их получился убыточным. Срок уже истекал, но задержаться в Константинополе русы не имели права, поскольку могли лишиться последнего товара.
– Сегодня боярин Фост, глава купцов, со своим сыном Мстиславом и толмачом витязем Рулавом отправились на прием к эпарху в надежде умилостивить его и позволить побыть еще какое-то время сверх положенного. Ну и девку ему обещают отдать, хотя Фарлаф и клянется, что не откажется от милой. Но его, почитай, уже уговорили, – рассказывал Фока. – Однако теперь, даже если Фарлаф и отдаст свою любушку, еще неизвестно, чем завершатся переговоры с Юстином Маной. Другое дело, если бы кто повыше повлиял на эпарха, а? – Фока хитро прищурился и посмотрел на Светораду.
Княжна задумчиво теребила сережку с подвеской-крестиком. Почти кокетливое движение, если бы не серьезность того, что она говорила. А говорила она, что ее Ипатий вряд ли сможет сейчас помочь русам. И не потому, что патрикий не обладал достаточным влиянием, просто в городские дела эпарха даже базилевс не считает нужным вмешиваться. Эпарх почти неприкасаем, с него и взятки гладки. Но с другой стороны, Византия заинтересована в хороших отношениях с прибывающими купцами, и в Царьграде их обычно доброжелательно встречают, поскольку от них в известной степени зависят доходы