Шпион трех господ. Невероятная история человека, обманувшего Черчилля, Эйзенхауэра и герцога Виндзорского. Эндрю Мортон
начиная от тяжелой темной викторианской мебели и заканчивая неестественной формальностью его советников, говорило о другой эпохе, о мире, который был далеко позади. Даже королю иногда приходилось время от времени признавать новый порядок. В январе 1924 года Георг V принял с визитом первого премьер-министра из Лейбористской партии, Джеймса Рамси Макдональда, который был незаконнорожденным сыном шотландского пахаря. «Что бы об этом подумала королева Виктория?» – вопрошал король Георг V в своем дневнике. Макдональд имел репутацию смутьяна, так что во время войны в МИ-5 решили начать уголовное преследование за его мятежные речи. Правящие круги – включая принца Уэльского – охватило еще большее волнение, когда правительство Макдональда стало первым правительством на западе, которое де-юре признало новый режим в России.
Камнем преткновения для отца и сына стал Новый Свет как в мыслях, так и на деле. В том же году, когда Макдональд был избран премьер-министром, принц отправился, как он тогда считал, в свое убежище, в США, в страну без помпезности и формальностей, которые доминировали при дворе. Там он мог наслаждаться подобием жизни, свободной от ограничений, накладываемых его отцом.
Его опыт в Америке воодушевил его на мысли о том, что он мог бы выбрать путь, проходящий между его личной жизнью и общественными обязанностями. Но это не то отступление от правил, которое король и королева, их советники и пресса позволят ему принять. Реальность заключалась в том, что его гедонистическая личная жизнь вторглась в общественный долг, навязанный ему семьей, политиками и народом Великобритании.
Демонстративно назвав эту поездку отпуском, принц провел три славные недели летом 1924 года за танцами, алкоголем и играми в поло на Лонг-Айленде с компанией американцев, которую британский посол Эсме Ховард пренебрежительно назвал «нефтяными магнатами».
Заголовок в Gazette Times 8 сентября 1924 года обобщил поведение принца так: «Принц любит Америку; он не хочет уезжать. Вновь замечен на вечеринке, откуда бесследно исчезает. Затем замечен за поеданием хот-дога на улице. Танцевал с герцогиней».
Его возмущал «проклятый шпионаж» – как он это называл – со стороны американской прессы, а его действия только лишь воодушевляли матерей семейств, которые мечтали, что их дочери правда могут стать той единственной для холостого принца. Когда он впервые прибыл в Нью-Йорк на борту «Беренгарии», он сделал себя заложником судьбы, положительно ответив на вопрос журналистки, которая спросила, женится ли он на простой американской девушке, если когда-нибудь влюбится в нее.
Охота началась. «Впервые в истории столичного общества гостя этих берегов так настойчиво и непомерно чествовали», – писал один нью-йоркский обозреватель. Нет ничего удивительного в том, что когда принц посещал очередные устраиваемые в его честь танцы, его любимой мелодией была «Leave me alone» («Оставьте меня в покое»).
Ни публика, ни пресса ему такой возможности не предоставила. Когда бумажник