Забытые сказки. Юлия Манченко
другое средство, может,
Лучше этого поможет?».
Бабушка лишь покачала
Головою и сказала:
«Это верное леченье —
Моей бабушки ученье.
В детстве тоже я болела,
Ходить в садик не хотела,
Ну а бабушка моя
Вылечила так меня».
Тогда Катя быстро встала,
В доме всё она прибрала.
Суетилась целый день,
И прогнала она лень;
Спать не хочет уж ложиться,
Надо бы ей потрудиться,
А то снова лень придёт,
И болезнь ей принесёт.
Ну а бабушка в сторонке
Улыбается тихонько:
«Ну, Катюшка, вся в меня,
Ведь такой была и я»…
На книжной полке
На книжной полке в ряд стоят
Так много книжек для ребят.
Стоит здесь азбука цветная,
С утра до вечера болтает,
Соседним книжкам говорит:
«Поизучаем алфавит».
А математика скромней,
Считает, что она умней;
Чем эдак без толку болтать —
Уж лучше сесть и посчитать.
Литература вся в стихах,
Прочтёт стишок, и тут же – «Ах!».
Чуть постоит, чуть повздыхает,
Потом всё новое читает.
Ну а альбом для рисованья
Выносит муки и страданья —
Вовка не любит рисовать,
Предпочитает в нём черкать.
Старая кровать
Ветхая кровать стоит,
Вся от старости скрепит,
И матрацы все прогнили,
А кровать всё не чинили.
Тяжко так она скрипела,
Ещё месяц потерпела,
А потом совсем устала —
Очень сильно застонала.
Ножки тут же подкосились,
Спинки тут же отвалились —
Эх! Кровать и развалилась
Да в подвале очутилась.
Страшно ей и одиноко:
Света нет, да нет и окон,
Сырость подступает к ней,
И бедняге всё страшней.
Столько лет она служила,
И подвал лишь заслужила.
Раньше в горнице стояла
Да под белым покрывалом.
Как обида сердце гложет,
И никто ведь не поможет.
Но открылась дверь в подвал…
«Вот ты где» – кто-то сказал.
Смотрит не веря – дед стоит,
Стоит и с нею говорит:
«Эх, старушка, постарела,
Вся разбита, потускнела,
А когда-то мы с тобой
Спали в горнице одной.
Но не дам тебе пропасть,
Старость – это не напасть».
Начал дед кровать чинить,
Что-то где-то изменить;
И она тут удивилась,
Что в диванчик превратилась.
Спинки новые прибиты,
Свежим лаком они вскрыты,
Тканью новой обтянул
Дед её, и жизнь вдохнул.
И кровать в другом обличье
Стала краше и приличней,
Снова в дом её внесли
И от старости спасли.
Ей не