Мокрая вода. Валерий Петков
дни мои и делает их желанными на восьмом десятке лет. И воссылаю я ему – хвалу, и мысленно и вслух, – славословлю и ныне и впредь: слава тебе, – Ягве!
Он поправил одежды, прикрыл глаза, задремал…
– Двинулись! – громко сказал Боб. – Включай водомёты, шевели копытом!
Василич вскинулся, с трудом разлепил глаза. Подумал заторможено:
– Копытом… копытом… Когда кони сыты – они бьют копытом. Сколько мы простояли в пробке? Ого! Почти сорок минут. Заснул на заднем сидении. Положил голову на согнутые руки, на спинку спереди оперся и сомлел.
На Новорижском ремонтировали сразу три моста, и «затыка» была – могучая! Как всегда, нашлись нетерпеливые – пытаются прорваться по колдобинам обочин. Пылят, клаксонят, ругаются. Скопище машин «распухает» возле узкой горловины разъезда. Ширится, как вода у плотины, нарастает, злит, потому что кажется – конца этому не будет!
Окна – настежь. Август, жара, пятница, всеобщая «эвакуация» горожан на природу. Крики, мат, музыка. Нагловатое стадо людское, зловонно урчащее машинами, настойчивое в неуёмном стремлении обставить обойти, во чтобы то, ни стало.
Злые, усталые, агрессивные, как нуклиды.
Пять часов пополудни. Во рту пересохло, в висках тупая, ноющая боль. Тяжек сон в это время. И вреден.
Боб прикрыл глаза…
Притягивал, интриговал властный облик хозяина дворца. Звенел музыкой воды фонтан. Чудился топот огромного стада. Перехватывало дыхание от пыльного затмения до небес, и обжигал гортань жар раскалённого марева.
Зыбкий, на краю ветхозаветной пустыни иудейской.
Боб загляделся на дорогу, на промельк пейзажа за окном, включился в ритм:
– Великий «лекарь» – дорога, – подумал, успокаиваясь.
За Волоколамском ушли вправо, и безумство автомобильного «дерби» осталось позади. Можно было наслаждаться спокойной ездой, жадно ловить дуновение прохлады, остывать и высыхать. Вот уж и мост проскочили.
Остановились у овражка, набрали в кулер воды из чистого холодного источника.
Московская область закончилась, словно кто-то черту провёл, и асфальт резко сменился, лунным ландшафтом бездорожья.
Тверская область обозначилась без указателя. Деревенька, прилёгшая умирать. Дома – пустые, без оконных рам, сараи с переломанными хребтами.
Два-три новых дома горожан смотрелись ярко напомаженными губами на провале старческого рта.
Поелозили днищем машины по ямистой лесной дороге, скрылись в высокой прибрежной траве. Вскоре пришлось выйти и остаток пути проделать пешком, чтобы не угробить машину на железобетонных кулаках глубокой колеи.
Небольшая задумчивая речушка Шоня. Тихая, и хочется назвать её – Соня. Почти на границе Московской и Тверской областей. Далековато, но приехали в надежде отдохнуть от шума цивилизации.
Выгрузили пакеты, сумки. Принялись палатки ставить.
Но первым делом к реке спустились, умылись не спеша – соскучились.
Звук