Мистерия в парижском омнибусе. Игорь Шинкаренко
его купить,– ответил мазила Верро, потряхивая длинной трубкой, с которой он никогда не расставался.
–
Кисет у подножья манекена… у окна.
–
Отлично. Премного благодарен. Тогда ты не будешь простирать свою строгость до такого абсурда, что запретишь мне курить? Спасибо за вашу снисходительность, мой принц. Ах! Но, заметь, что шутка твоя неудачна, фарс не удался, а твой кисет пуст, внутри него не больше табака, чем мозгового вещества в черепе моего нового знакомого, буржуа из Морга.
–
А ты, месье Верро, несносен! Поищи табак в кармане моего пальто, которое висит там, у входа.
–
Я повинуюсь, мой сеньор,– серьёзно ответил Верро, поднеся обе свои руки перед лицом, пытаясь изобразить какое-то сугубо восточное приветствие.
И он принялся рыться в пальто, в то время как Амьен, вытирая свои кисти, говорил Пие:
–
Достаточно на сегодня, малышка. Я больше не в состоянии что-то увидеть, стало слишком темно.
–
Ты шутишь! Ты издеваешься надо мной!– ворчал Верро,– я напрасно стараюсь зондировать глубины этой великолепной одежды, недоступной моему кошельку… мне ничего не удаётся обнаружить… ничего, что способно тлеть в моей трубке… зачем так издеваться над другом… здесь нет ровным счётом ничего… хотя, мои пальцы что-то нащупали… этот предмет послужит мне ещё для… я им буду рыхлить табак в трубке… Неужели это твоя! Это ведь женская булавка!
Верро, восхищённый своей находкой, триумфально размахивал перед собой позолоченной булавкой, которую он извлёк только что из кармана пальто своего друга.
–
Ах! Мой бойкий славный малый. Как я вижу, ты парень не промах,– кричал он,– ты наполняешь свою одежду интимными предметами для прекрасного пола! Какая принцесса оставила тебе этот залог своей любви?
Амьен совершенно забыл об этой булавке, которую он подобрал накануне в омнибусе, и он находил неуместной шутку, которую Верро позволил себе по поводу предмета, который, вполне вероятностно, принадлежал умершей девушке.
–
Доставь мне удовольствие и положи этот предмет туда, где ты его взял,– гневно сказал он Верро.
–
Ты опасаешься, что я его оскверню, вульгарно и заурядно используя,– иронично произнёс неисправимый шутник.– Успокойся! Я не буду им пользоваться. Ты сможешь его хранить у своего сердца. Ах, значит наш знаменитый маэстро кисти влюблён? И с каких это пор?
–
Верро, решительно, ты меня раздражаешь.
Пия внезапно встала, и подбежала к Верро, чтобы рассмотреть булавку поближе.
–
Ну и что ты об этом скажешь, дитя гор?– спросил у нее горе-художник. Ты такого никогда не носила в своём Субиако… и у тебя теперь в Париже развился такой хороший вкус, что ты не будешь использовать такую булавку здесь… Мещанка, которая всадила эту безделушку в свой шиньон, недостойна любви художника, и Поль должен был бы покраснеть от того, что так