В Венесуэле скучно без оружия. Сергей Кулаков
на распростертое у стены тело.
– И не скоро отдашь, – подытожил за него Билли. – Если вообще когда-нибудь отдашь. И что будем делать?
– Я заработаю, – разжал губы Алек. – У меня есть идеи, я заработаю…
– Ты уже заработал, – ухмыльнулся Билли, блеснув золотыми зубами. – Вот что. Идешь с нами. Есть у меня одно соображение на твой счет.
– Но куда?
– Там узнаешь. Берите его, парни.
Негры развернулись и двинулись к улице.
Алек, застывший было на месте, почувствовал, как крепкая рука ухватила его за шиворот и куда-то потащила за собой.
Фонарь снова мигнул, а затем погас окончательно.
Москва, 17 сентября 2008 года
Роман на минуту проснулся, сбросил со своего живота ногу спящей возле него девушки и повернулся на бок. Свет из окна ударил в глаза, но это ему нисколько не мешало Хотелось еще подремать, поскольку спал Роман всего часа три, а этого для полноценного отдыха недостаточно.
Избавившись от давившего на него груза, он снова заснул, но тут из глубины квартиры завыл мобильный.
Девушка что-то жалобно простонала во сне и начала шарить рукой по плечам и затылку Романа.
– Спи ты, – проворчал он, поднимаясь, как зомби, с закрытыми глазами.
Выставив руки, он двинулся на зов телефона. Он помнил, что оставил его в пиджаке, а пиджак, кажется, в прихожей… Хотя, возможно, в гостиной. Ведь начали они с гостиной.
Роман добрался до прихожей. Звук мобильного стал громче, и он понял, что движется в верном направлении, хотя вроде бы еще и спит. Тут ведь как? Может, пустяк какой, секундное дело, тогда зачем просыпаться? Пробормотал машинально в трубку «да» или «нет», и все, иди спи дальше. И не надо прерывать основной процесс.
Так, звук все ближе. Ага, вот и пиджак. Роман провел рукой по шелковистой ткани – настоящий Пьер Карден, между прочим, – залез во внутренний карман, нащупал вибрирующий телефон.
Как ребенок некормленый, честное слово, кричит, надрывается. Ни соску некому дать, ни подгузник сменить. У ты, маленький. Сейчас я тебя…
– Ну, что у нас случилось? – просюсюкал Роман, сползая по стене на корточки.
– Морозов! – рявкнул Дубинин. – Ты где шляешься? И что за тон? Ты что, обкурился? Сколько я буду ждать?
Роман только мигал, поднимаясь с каждым словом все выше. Умел подполковник к жизни вернуть. Поди, в армии был тем еще зверем-сержантом.
– Морозов? Ты чего молчишь?
– Так слушаю…
– Хорошо, хоть слушаешь, – уже спокойнее сказал Дубинин.
Вообще, куратор капитана Морозова был человек сдержанный, порой даже слишком. Повышение тона в обращении с подчиненным он позволял себе только в двух случаях: когда подчиненный забывал, что он подчиненный, и когда подчиненный забывал, что служба стоит несколько впереди всего остального.
Сейчас, похоже, был второй случай. И хотя Роман о службе не забывал никогда, на этот раз он должен был признать, что попытался отодвинуть ее на второй план, чего делать ни в коем случае не стоило. Ибо Контора не прощала манкирование собой даже в микроскопической степени.
Роман