Все наизусть. Годовой творческий цикл. Андрей Битов
который я и не подумал бы теперь приподнять, я направился вглубь ущелья уже наугад. Чувство меня не подвело: странный человек попался мне, спускался к дороге по почти отвесной тропе… шел, шел, а потом как крутанется на пятке вокруг собственной оси и снова идет. Пьяный? Сумасшедший?.. Поравнялся, еще раз крутанулся, а лицо прозрачное, веселое!
– Что с тобой?
– Не мешай! Я развиваюсь.
Хотел было я спросить, в каком смысле, но решил: не стоит.
– Скажи хоть, как к пещере отца Павла пройти?
– А я оттуда иду. Не мешай! – И он еще раз крутанулся, миновав меня.
1983–2011… нелегко дался мне этот подъем! «Угнездился, однако! – цеплялся я за камешки и корешки, прислушиваясь, как шуршит вниз осыпь из-под ног. – Как к нему больные ходят?»
Вспомнил веселое лицо вращающегося человека и долез.
Пещера была дырка, в дырке помещался строгий дэв, лица от бороды не отличишь. Не ожидал я столь мощного старца!
Он пристально меня разглядывал, не признавая.
– К кому? – наконец неприветливо прохрипел он.
– Вы отец Павел?
– Так, так. Значит, вы его не знаете, а он вас. И что вас сюда привело?
(Так страшный старец оказался стражным человеком.)
– Ноги! – отважно ответил я.
– Ах, ноги!.. – от души расхохотался страж, и что-то в его хохоте показалось мне родное. – Ты хоть знаешь, что он отходит?
– Куда отходит? Зачем?
– Совсем отходит.
– Помирает?!
– Это мы с вами помираем, а старцы – отходят.
– Я из Москвы.
– Это я понял. Что – от самой Москвы ногами?
– Нет, от Сухума.
– Ну, раз ногами, то проходите. Еще успеете. Только обувь снимите. Осторожней, веточку не сломайте!
Надо было пригнуться, чтобы не потревожить ветку, надо было согнуться, чтобы не расшибить лоб о скалу (как в гробницу Наполеона – некстати припомнил я), надо было привыкнуть к тесному полумраку после солнца, чтобы хоть что-то различить.
В углу теплилась лампадка перед Божьей Матерью.
Я перекрестился, как положено, все-таки к старцу вхожу…
– Это не Божья Матерь, а Бомжья Матерь, икона, я тебе скажу, редкая: то ли Ксения Петербуржская, то ли Матрена Московская – всем помогает!
До чего же родной голос!
Он принадлежал самому старцу. Старец возлежал на топчане напротив иконы. В руках у него, скрещенных на прекрасной бороде, куда ярче лампады горела оплывающая свеча, освещая его достойный лик. Веки были прикрыты.
Все было благостно, кабы не приглядывал он за свечкой, держа палец как на спусковом крючке: не капнет ли на бороду? Так и поглядывал то на бороду, то на меня: не сбежал ли? Я же поглядывал на неожиданную здесь кованую дверь с амбарным замком в уголку пещеры.
– Это чтобы я не сбежал. Он поставил. – Старец кивнул в сторону входа. – Пещера-то насквозь. Оттуда путь в город даже короче. – Старец был чем-то доволен. – Как же это ты не